— Соединить вас, мэм?

— Нет. Я позвоню туда позже. Скажите мне, пожалуйста… телефонные аппараты сейчас с клавишным номеронабирателем или… с диском?

И хотя женщина, похоже, решила для себя, что говорит с пьяницей, и наконец-то вздохнула, голос ее остался предельно вежливым:

— Извините, мэм, я не знаю, что такое клавишный номеронабиратель.

— Какой сейчас год? — спросила Туайла, и от ее вопроса брови Уинни вновь взлетели вверх.

После короткой паузы телефонистка спросила:

— Мэм, вам не нужна медицинская помощь?

— Нет. Нет, не нужна. Я просто хочу знать, какой сейчас год.

— Одна тысяча девятьсот тридцать пятый, разумеется.

Туайла отключила связь.

* * *

Логан Спэнглер

В трансформировавшемся туалете квартиры сенатора Блэндона, в тусклом желтоватом свете чего-то амебоподобного на потолке, Логан Спэнглер водил лучом светодиодного фонарика по длинным, светло-зеленым, змееподобным грибам, на которых в шести местах росли другие грибы, того же цвета, но со шляпками и короткими ножками. Логан никогда раньше не видел таких грибов и разглядывал их с любопытством, но и подозрительно. Конечно, они воспринимались скорее необычными, чем подозрительными, в силу странной, изогнутой формы и цвета, но чем-то они тревожили, причем на каком-то глубинном уровне подсознания: он интуитивно чувствовал, что находится в присутствии чего-то не только мерзкого, не просто ядовитого, но также чуждого всему земному, нечистого и разлагающего.

Позади Логана кто-то что-то произнес. Он не понял, что именно, но развернулся на голос. Но никто не стоял ни в дверном проеме, ни в коридоре. Голос заговорил вновь, у него за спиной, на иностранном языке, тихий и зловещий, не столько угрожающий, но предвещающий дурное, сообщающий ужасную весть. Как только Логан повернулся, голос замолчал, и никто не материализовался в туалете, пока он смотрел на дверной проем. Он оставался там один.

Если не считать грибов. Голос заговорил в третий раз, произнес одно или два иностранных предложения, очень близко, слева, где стену полностью покрывали зеленовато-черные грибы. В следующий раз голос послышался от дальней стены, потом зазвучал рядом с наполовину закрытым грибами унитазом. Логан пытался следовать за ускользающим голосом лучом светодиодного фонаря, и всякий раз луч упирался в кучку поганок, угнездившихся на змееподобной основе.

Заподозрив, что голос идет из грибов — или чего-то другого, принятого им за грибы, — Логан достал пистолет. За все годы службы детективом убойного отдела он доставал из кобуры пистолет не больше десятка раз, а за шесть лет работы в «Пендлтоне» — впервые. Вокруг него исчезала мебель, комнаты превращались в руины, а потом магическим образом приобретали прежний облик: он не чувствовал непосредственной угрозы, исходящей от этих странностей, возможно, потому, что преступники, с которыми он имел дело всю жизнь, были тупицами и дураками, решавшими свои проблемы с помощью насилия, а потому ему не требовалось развивать воображение, чтобы отыскивать их и привлекать к судебной ответственности. И пусть воображение Логана оставляло желать лучшего, полностью он его не лишился, и теперь оно било тревогу.

Бестелесный голос, басовитый, но тихий, внезапно расширился до хора голосов, и каждый твердил что-то свое, по-прежнему тихо и на непонятном языке, но более настойчиво, чем раньше. Они вроде бы обращались не к Логану, а друг к другу, договаривались о каком-то действе. Луч фонарика тыкался в разные места, и Логан все больше склонялся к мысли, что под шляпками этих поганок невидимые ему спороносные пластинки вибрируют, как человеческие голосовые связки.

Ранее он отвернулся от грибов, подумав, что кто-то обращается к нему из дверного проема, а потом ему ужасно не хотелось вновь смотреть на грибы. Но пришлось. С пистолетом в правой руке, фонариком — в левой, Логан попятился от этого гротескного организма, и тут дверь захлопнулась у него за спиной.

Какая-то часть убеждала его, что это сон, галлюцинация, и, если он проснется или возьмет себя в руки, то заставит все замереть или исчезнуть. Как это произошло в спальне сенатора. Но никогда раньше он не галлюцинировал и никогда не видел таких ярких снов. Однажды Логан где-то прочитал, что, возможно, умерев во сне, ты умираешь и в реальной жизни, уже не просыпаешься, и в теории для него эта гипотеза смотрелась логичной, но только проверять ее ему не хотелось.

Логан положил маленький фонарь на грязный туалетный столик, рядом с треснувшей и в пятнах раковиной. Не решаясь оторвать взгляд от многоголосой грибной колонии, с пистолетом наготове, протянул руку назад, поискал ручку, нащупал, взялся за нее и обнаружил, что она не поворачивается. Нашел запирающий барашек. Понял, что он не повернулся при закрытии двери и собачка не застопорена. Дверь туалета снаружи не запиралась, но тем не менее она не двигалась ни на йоту, словно ее гвоздями приколотили к дверной коробке.

На потолке светящийся желтый диск, которого не было при первоначальном осмотре комнаты, тускнел и тускнел. Логан схватил фонарик с туалетного столика.

Видение разрухи и запустения в спальне сенатора длилось меньше минуты. Грибы составляли ему компанию дольше, но, конечно же, скоро они тоже исчезнут, реальность вернется, как прилив.

В тающем свете он увидел, как змееподобные грибы начали вибрировать, не все разом — сначала одни, потом другие. Волновое движение напоминало перистальтику, заставляющую пищу продвигаться вниз по пищеводу, а потом по пищеварительному тракту. То ли эти трубчатые организмы проглатывали грызунов и пропускали через себя, то ли представляли собой внутренности какого-то чудовища.

Ранее квелое воображение Логана теперь расцветало пышным цветом. Если грибы способны на внутреннее движение и столь радикально отличались от других представителей растительного мира, тогда они, возможно, и перемещающиеся, могут ползти, обвивать, ударять.

Что-то случилось с растущими группами поганками. Кожица на макушке каждой шляпки начала сползать вниз, напоминая крайнюю плоть, открывающую головку члена. И над каждой макушкой в воздухе повисли крошечные клубы белого пара, словно дыхание миниатюрных ртов в морозное утро.

Светящийся диск на потолке потемнел. В ярком луче фонарика зависшие в воздухе частицы блестели, словно алмазная пыль. Все-таки не пар. И слишком большие, чтобы принимать их за составляющие тумана, большие, как — некоторые даже больше — крупинки соли, но при этом гораздо более легкие, раз уж не падали на землю. Споры.

Инстинктивно Логан Спэнглер задержал дыхание. Сосредоточился на новой угрозе. Его больше не волновали змееподобные трубки, которые, возможно, могли оторваться от стен и, выпустив щупальца, схватить его. Теперь его куда больше волновали облачка спор. Потому что споры всегда делали одно и то же: колонизировали новую территорию, закреплялись на ней. Он убрал пистолет в кобуру, повернулся к двери и принялся изучать три петли, освещая их лучом фонарика.