class="p1">Глубоким он недугом потрясен,

Печалью непонятной он снедаем.

Не знаю, что мне ждать и что мне думать.

(Поспешно накидывает платок.)

О женщине святой вы говорили…

Пастор

Да, да, я потому-то и пришел.

Она живет… всего в версте отсюда.

Ее зовут… ну, как ее зовут?

В лесу сосновом… да, в лесу сосновом

Она живет. Ей имя…

Фрау Магда

Виттихен?

Пастор

Ах, что вы! Это скверная колдунья,

Бесовская жена. Ее убьют.

Уж на нее все, в гневе, снарядились,

Уж с факелами, с палками, с камнями

Идет толпа, чтобы покончить с ней.

Во всей беде, которая случилась,

Винят ее одну. Нет, имя той,

Хорошей, – Фрау-Находи-Трилистник.

То честная вдовица; муж ее,

Пастух покойный, ей рецепт оставил,

Как утверждают, силы чудодейной.

Хотите к ней пойти?

Фрау Магда

Да! Да!

Пастор

Сейчас же?

Входит Раутенделейн, с ягодами, переодетая служанкой.

Фрау Магда

Кто ты, дитя, чего ты?

Пастор

Это Анна

Из домика Михеля, говорить с ней

Напрасный труд. Бедняжечка нема.

Добрейшее создание. Она вам

Тут ягод принесла.

Фрау Магда

Войди, дитя!

Но что мне было нужно? Да, вот это!

Смотри, дитя, перед тобой больной.

Останься с ним, пока он не проснется.

Ты понимаешь, что я говорю?

Так, Фрау… Фрау-Находи-Трилистник?

Но к ней далеко, мне самой нельзя.

Я попрошу соседку. Значит, тотчас…

Я только на минутку отлучусь.

О, боже милосердный, как мне горько!

(Уходит.)

Пастор

Постой здесь или лучше посиди.

Будь умницей. И если в чем какая

Окажется нужда, ты помоги.

А Бог тебе за то пошлет награду.

Да как ты изменилась! Будь же честной

И набожной, Всевышний наделил

Великой красотой тебя. Нет, право,

Как на тебя посмотришь хорошенько,

Я вижу – ты, а будто и не ты;

Как взглянешь, ну, принцесса ты из сказки,

Не верится, что это ты. Так помни:

Он в лихорадке, нужно, чтоб на лбу

Лежало что-нибудь похолоднее.

(К Гейнриху.)

Да исцелит тебя Отец небесный!

(Пастор уходит.)

Раутенделейн

(До сих пор робкая и смиренная, совершенно меняется и делается крайне оживленной.)

Искры, вспыхните во мгле;

Жизнь, зажгись в немой золе,

Задрожи, огонь и дым,

Под дыханием живым.

Красный ветер, вырвись прочь,

Я – языческая дочь,

Заодно с тобой.

Зуррэ, зуррэ, пой!

(Огонь в очаге вспыхивает.)

Ты, котел мой, шевелись,

Вправо, влево, вверх и вниз!

Ты, покрышка, тяжела,

Будь горячей, как была!

Суп, кипи, шуми, варись,

Весь до капли вскипятись,

Поднимись волной.

Зуррэ, зуррэ, пой!

(Она приподнимает при этом крышку медного котла и рассматривает содержимое.)

Стебли нежных майских трав,

С луга свежего сорвав,

Я бросаю в теплоту,

Слейтесь все в одну мечту!

Тот, кто выпьет эту смесь,

Сильный, свежий будет весь,

Будет молодой!

Зуррэ, зуррэ, пой!

Теперь мне нужно репы натереть

И принести воды. Так. Пусто в кадке.

Но прежде надо растворить окно.

Как хорошо! А завтра будет ветер.

Громада-туча, как большая рыба,

Далеко протянулась сверху гор,

Назавтра разорвется, и оттуда

Со свистом сонмы духов сумасшедших

Низринутся через сосновый лес

И сквозь ущелье, вниз, в долину к людям.

Ку-ку! Ку-ку! Кукушка раскричалась.

И ласточки ширяют и скользят

По воздуху, в котором день сверкает.

Гейнрих открывает глаза и пристально смотрит на Раутенделейн.

Скорее нужно репы натереть мне

Да принести воды. Ведь я теперь

Служанка, у меня работы много.

Ты помогай мне, не ленись, огонь!

Гейнрих

(В невыразимом удивлении.)

Кто… ты?

Раутенделейн

(Быстро, весело, непринужденно.)

Я? Раутенделейн.

Гейнрих

Я слышу это имя в первый раз.

Ты – Раутенделейн? Тебя я видел

Однажды. Где?

Раутенделейн

Там, высоко, в горах.

Гейнрих

Да, верно. Я лежал там в лихорадке,

Тогда ты мне приснилась – и теперь…

Теперь я тоже сплю, и все мне снится.

Как часто видишь странное во сне.

Ведь правда? Это дом мой; вновь пылает

Огонь, и это мой очаг; я сам,

Смертельною болезнью захворавши,

Лежу в постели; за окно берусь.

Вон ласточка летит; в саду играют

Все соловьи; в окно плывет волной

Дыханье от сирени и жасмина;

До мелочей все чувствую и вижу;

Вот, в одеяле каждый волосок,

Вот даже этот узел, – и однако,

Я сплю и это все мне только снится.

Раутенделейн

Спишь? Почему?

Гейнрих

(В экстазе.)

Да потому, что сплю.

Раутенделейн

Ты так уверен в этом?

Гейнрих

Да! Нет! Да!

Что говорю я? Нет, не пробуждаться!

Ты говоришь: уверен я иль нет,

Что я не сплю. Пусть будет то, что будет,

Сон или жизнь, но это существует.

Я чувствую, я вижу: ты живешь!

Во мне иль вне меня… О, дух прекрасный!

Быть может, ты моей души рожденье,

Тебя я оттого люблю не меньше!

Побудь со мной! Еще!

Раутенделейн

Но сколько хочешь!

Гейнрих

И все-таки я сплю.

Раутенделейн

Так посмотри же:

Я топну ножкой маленькой своей,

Ты видишь каблучок мой? Красный-красный?

Да? Хорошо: ты видишь здесь орешек?

Вот меж двух пальцев я его беру.

Ступай под каблучок. Вот так, отлично.

Крак! Видишь? И орешек пополам.

Ну, что же – это тоже сон?

Гейнрих

Бог знает!

Раутенделейн

Ну, посмотри еще. Вот, я иду,

Сажусь к тебе – я на твоей постели  —

И преспокойно ем орешек мой…

Тебе не тесно?

Гейнрих

Нет. Но расскажи мне,

Откуда ты и кто тебя послал?

Чего ты ищешь? Я – пред тобою,

Разбитый, жалкий, – образ горькой муки,

Считающий последние шаги, мгновенья!

Раутенделейн

Ты мне нравишься. Откуда

Я родом, не могла бы я сказать,

Куда иду, мне тоже неизвестно.

Меня однажды Бабушка Кустов

Подобрала на мхах и на травинках,

И молоком меня вскормила лань.

Я дома – на горах, в лесу, в болоте.

Когда свистит, ревет и воет ветер,

Когда, как кошка дикая, он бьется,

Мурлыча и мяукая, – со смехом

Я в воздухе тогда ношусь, кружусь.

Я хохочу, ликую, кличет эхо,

И лесовик, ундина, водяной,

Внимая вне, от хохота трясутся.

Я злая, и когда я рассержусь,  —

Царапаюсь, кусаюсь больно-больно,

Тот, кто меня рассердит, берегись!

Но если и никто меня не сердит,

Немногим это лучше, потому что

Я по капризу зла или добра,

Как захочу. Сегодня так, а завтра

Совсем иначе. Но тебя люблю я.

Тебя царапать я не буду. Хочешь,

Останусь здесь; но лучше, если ты

Пойдешь со мной