налилось кровью лицо императрицы, всё же прибавила, что ещё подумает об этом и решит по тому, как будет себя чувствовать.

И не хотелось Анне, с одной стороны, видеть Елизавету на коронации, и понимала, что у многих вопросы возникнут, что там да как. Почему не приехала княжна?

Решив всё же намекнуть, что надо ехать, послала к Елизавете Петровне придворного узнать о решении, мол, двор к выезду готовится, надо собираться.

Придворного к Елизавете не допустили, заявив, что просит она её не беспокоить, потому как сильно больна.

Больна ли, нет ли, придворный так и не узнал, а потому вынужден был доложить то, что услышал во дворце Елизаветы.

Императрица Анна Иоанновна ещё больше озлобилась, не желая понять, что привело к такому поведению Елизаветы, ведь это был прямой вызов. Опасения же иногда возникали: не готовит ли она заговор? Докладывали императрице, что у Елизаветы немало сторонников, особенно из тех, кто был в силе при её отце, а потом потерял своё значение.

Кстати, к тайным сторонникам Елизаветы Петровны относился и уже упомянутый в предыдущих главах князь Иван Юрьевич Трубецкой, который, вернувшись из плена, пошёл довольно быстро в гору, но при Екатерине Первой несколько устранился от дел; мало того, сына своего, Ивана Ивановича Бецкого, отправил учиться за границу, в Данию. Дания была в то время союзницей России. За границей – не в Дании, правда, а во Франции – произошли знаковые события, о которых мы ещё поговорим.

Анна Иоанновна не могла не заметить, что в окружение Елизаветы входили люди твёрдые, решительные, до которых она не всегда могла добраться. Правители тоже ведь ограничены в своих возможностях. Не могут везде и во всём вести себя как слон в посудной лавке. Приказала следить за каждый шагом Елизаветы, а слежку трудно не заметить. Это ещё более углубило пропасть между двоюродными сёстрами.

Историк Евгений Анисимов рассказывает:

«Когда в 1731 году цесаревна поселилась в Петербурге, Миних получил секретный указ императрицы днём и ночью смотреть за Елизаветой, “понеже она по ночам ездит и народ к ней кричит”. В том же году был арестован и сослан в Сибирь Алексей Шубин – фаворит цесаревны, к которому она… сильно привязалась. Разлуку с ним Елизавета переносила тяжело. Из дела Тайной канцелярии 1731 года видно, что императрица Анна, ссылая без всякой видимой причины Шубина и его приятелей, преследовала цель разорвать все связи дочери Петра Великого с гвардейцами, которые не раз проявляли к ней, как писал один из шпионов, “свою горячность”. Эта жестокость императрицы нанесла глубокую рану сердцу Елизаветы. В одной из песен, которую цесаревна сочинила в это время, есть трогательное обращение к быстрым струям ручья, на берегу которого сидит нимфа-певица, чтобы они смыли с её сердца тоску.

Судьба Шубина сложилась несчастливо. Он провёл в Сибири десять лет и был освобождён только в 1742 году. Указ о его освобождении императрица подписала сразу же после манифеста о восшествии на престол, но посланный в Сибирь офицер долго не мог по сибирским тюрьмам найти Шубина – имя его не упоминалось в списках узников, а сам Шубин, узнав о том, что его всюду ищут, молчал. Он, как и другие узники, боялся еще худшей судьбы – история князей Долгоруких, которых императрица Анна извлекла из многолетней сибирской ссылки, приказала пытать, а потом отправила на эшафот, была всем памятна и поучительна. Только случайно посланный офицер нашёл Шубина и вручил ему милостивый указ Елизаветы. Шубин вернулся в Петербург, был ласково принят при дворе, но сердце его возлюбленной уже было занято другим».

Б. К. фон Миних. Художник Г. Бухгольц

Анну Иоанновну душила зависть. Елизавете Петровне принадлежали дворцы Зимний, Летний и другие владения, богатство. Всё досталось по наследству. Мечтала отобрать всё, да как? Сил на это не хватало. Из ненависти держала двоюродную сестру в нищете. Елизавете приходилось влезать в долги, брать кредиты, а затем просить деньги у Анны Иоанновны для их погашения. Хоть какое-то удовлетворение. Вот деньги просит… Иногда можно и подкинуть, как бы свысока.

Анна Иоанновна вынашивала планы либо сослать Елизавету в монастырь, либо выдать замуж куда-то подальше, в такую страну, из которой бы она не возвратилась никогда. Ну и забрать всё себе. Понимала, что замуж просто так не выдать. Решила сначала сослать в монастырь, чтоб потом была покладистее, когда жених будет предложен.

Перво-наперво ограничила и без того малое денежное содержание. Установила 30 тысяч в год. Сумма немалая – 15 миллионов по сегодняшним меркам. Но нужно учесть, что речь шла о дочери императора. У неё двор, у неё содержание дворцов и прочие расходы.

В ту пору с должниками расправлялись сурово. Вот наберёт кто-то долгов столько, что отдать не сможет. Суд. Закон суров. Лишали имущества, казнили или отправляли на дыбу, что почти казнь, потому как после дыбы этой не все выживали.

На все жестокости, которые имелись в арсенале, Анна Иоанновна всё же пойти не решилась. А вот ограбить племянницу сумела. И для чего? Да для того, чтобы одеть своего голого любовника Бирона и сделать его соправителем.

Что оставалось Елизавете Петровне? Решила удалиться в своё имение, чтобы самим своим присутствием не раздражать державную тётку. А то ведь она постоянно устраивала балы, на которые охотно собиралась вся столичная знать. А там блистала Елизавета.

Лишь одно приятное событие произошло в тот тяжёлый для Елизаветы Петровны период. В хоровую дворцовую капеллу малого двора прислали голосистого тенора Алексея Розума.

Он заслуживает того, чтобы сказать о нём несколько слов.

«Що то за голова, що то за розум!»

Выражение, вынесенное в название главы, принадлежит малороссийскому казаку Григорию Яковлевичу Розуму, ничем не выделявшемуся среди станичников, бывшему, как и все в округе, безграмотным, да ещё и драчливому, причём нередко распускавшему руки и дома. Бывают же невероятные повороты судьбы – сын этого никчёмного Розума стал графом Российской империи, одним из самых богатых людей, и мало того, вошёл в историю как очень близкий к императрице Елизавете Петровне человек, с которым она, по мнению ряда историков и свидетельствам современников, даже тайно венчалась в Москве, в Перовской церкви.

Но начнём по порядку.

Елизавета Петровна, ещё и не мечтавшая об императорской короне, прозябала под неусыпным оком своей жестокосердной сестрицы, а Григорий Розум растил сына Алексея, если так можно сказать, поскольку сын жил сам по себе.

Алексей был пастухом. Выгонял поутру стадо станичное и на широких приднепровских