class="v">Сама буде есть белуше,

А тебе да с лоем каше.

Упражи ее, праженицу,

Ты будешь хлептать жентицу.

Она буде курецину,

Ты даку запаренину.

Собе упече печену,

Тобе да звару смуденю.

Она буде есть пироги,

Ты бухты жебрак убогы.

Она буде пить паленку,

А ты си ходь на студенку.

На кашу с свежим мослом:

Мамичка! кде са бола? — Во млыне.

Чос там робила? — Мучку сом млела.

На чо ти е та мука? — Кашичку варити.

Пре кого? — Пре теба.

Чим ю осолишь? Белой осолишкой.

Чим ю омастишь? — Младым масельцом.

На кашицу:

В паклину пенызе,

Не бойме се нузе, нии?

Дам грош на кашичку,

Ах, Боже, в покличку ниц?

На неупревшую кашу:

Нагневай са стары на свою жену,

Же му дала кашу недоварену.

На упревшую кашу:

Рад сей бы си жены кашу доварили.

Яко небозятка девки овравали.

На пироги:

Пан патер са дива, чи со дожне нива?

Дожне, ак да женцом пирогов а пива.

Дожне ай повяже ай, ай сносы до крыжов,

Ак слюбы вязаном винечка а слижов.

На маковые галушки (клецки):

Едла бы я, едла,

Перемажане едла,

Акове, такове,

Галушки макове.

Кебы мы донесли

Хлапцы суседове.

<…>

Галушка са не гневаю,

Кед их маслом облеваю,

А зузаки небожятка

Лежя в маку, як просятка.

На горох:

Не ведала, что ма робит од страху.

Насыпала шошовиче да граху.

На чечевицу и кисель:

Яко будем господарить,

Так ти будешь ести варить:

На полудня шошовицу,

А на вечер кыселицу.

Кыселица кысела,

Чтыри роки висела,

А в пяты ю дол зала,

Висецци за ной плакали.

На кисель:

На рыбнику заказали,

А бы кысель не варили.

Лен голушки пытловане,

Пре те дёвки цифроване.

На капусту:

Яздина, яздина, зле са яздовала.

Капуста ти зшила, кедьс ги не змывала.

На лапшу:

На вяносе опеканце, па новы рок локше:

Уж та дёвча занеховам,

Hex та везме кдо хце.

На репу:

Рядком хлопцы, рядком,

долу нашим садком,

Там е мила гладка, ако репа сладка.

На печение хлеба:

Поведав ми едан хлопец,

Же я не вем хлеба напечь.

Злигав хлопец, ако шелма,

Напечем го ако земла.

Полевые занятия, уборка, молочение хлеба, сенокос, жатва, шитье, пряжа, беление холста — одним словом, все домашние работы имеют свои особые причитания (Kollar Narod. zpiew. Ч. I. с. 313–318).

Ввоз вин и плодов из царьграда

Олег по возвращении его из похода константинопольского (907 г.) привез с собою в Киев золото, ткани, овощи и вина[113]; следовательно, мы уже были тогда знакомы с винами греческими. Какие же именно вывозили? Неизвестно. В конце XV столетия упоминается белое и красное. Новгородский архиепископ Феофил при прощании с в. к. Иоанном III (1476 г.) подарил ему три бочки вина белого, две красного и две меду старого[114]. Нет сомнения, что эти вина были известны гораздо прежде. В начале XVI в. мы узнали бургонское, называвшееся романеею; его привозили немецкие купцы. Романеею, по словам Карамзина, называется еще в питейных домах красная наливка, настоянная на водке с медом, также на чернике и клюкве. Канарское вино, или бастр, и мальвазию[115] пили за столом одни богатые, и этими винами потчевали отличных гостей — особенно мальвазиею: ее давали понемногу и принимали вместо лекарства. Красное греческое вино, называемое иначе церковным от употребления при богослужении, также давалось больным вместо лекарства[116].

Хлебное вино, или водка

Упоминаемое вино в начале XII в., которым в. к. Всеволод угощал народ, не было хлебное. Водка есть собственно аравийское произведение; в Европу перешла не ранее конца XIII в., а к нам в конце XIV в. Раймунд Луллий, находясь на острове Майорка, бывшей тогда в руках аравитян, узнал там от одного ученого мужа способ приготовления водки, именовавшейся жизненной водою (aqua vitae), и привез ее в Европу (1290 г.). Весь свет считал эту воду за извлечение из философского камня. Ее предписывали принимать каплями, и она производила целебное действие. Генуэзские купцы, узнав способ приготовления этого напитка от Арнольда де Виллана, который выведал от Луллия, продавали в склянках за дорогую цену как целительный бальзам под именем жизненной воды. Они производили ее посредством взгонки из винных дрожжей, сочных плодов и хлебного зерна. После падения генуэзской торговли в XV в. тайна выделывания сделалась всем известною, за всем тем водка долго еще продавалась в аптеках как лекарство. Весьма вероятно, что по обнаружении способа генуэзцами курить вино оно вскоре перешло на юг России, а тогда генуэзцы, владея приморскими местами Таврического полуострова, имели с нами сношение по торговле. Правдоподобнее полагать можно, что водка появилась у нас не ранее 1398 г.: тогда уже генуэзцы доставляли водку в Литву[117] и ознакомили нас с пагубным напитком.

Продажа горячего вина и всех хмельных напитков была у нас сперва вольная, но как излишнее их употребление причиняло бедность и разорение бесчисленным семействам, то это побудило великих князей ограничить неумеренное потребление. В. к. Иоанн III совершенно запретил приготовлять крепкие напитки. В бытность в Москве посла бар. Герберштейна (начало XVI в.) позволялось народу пить крепкие напитки только в некоторые праздничные дни. Царь Иоанн IV, построив первый для своей опричнины кабак в Москве на Балчуге, дозволил им пить сколько угодно. За всем тем он не любил пьянствующих; он позволил народу веселиться в кабаках только на Святой неделе, Рождество Христово и в Дмитриевскую субботу; во всякое другое время велел сажать в тюрьму[118].

Царь Федор приказал разломать кабак, но Борис Годунов, думая о доходах, а не о сохранении нравственности, приказал вновь выстроить и отдал все крепкие напитки на откуп. В начале