– Возможно, – сказал он.

Фалько, теряя терпение, поморщился. Они разговаривали уже минут десять в гостиной Мойры Николаос – хозяйка сразу после прихода капитана оставила их наедине, – и он успел заметить, что Кирос питает пристрастие к обособленным наречиям, и казалось, что каждое из них заключает или, напротив, предваряет долгое безмолвное размышление, которое на неуклюжих колесах медленно проехало или вот-вот пустится в путь где-то внутри его головы.

– Возможно, – повторил Кирос, сдвинув брови так, что вертикальная морщина меж ними стала похожа на шрам от ножа, а Фалько с беспокойством подумал, что орешек ему попался крепкий. Он видел, как капитан поднимался по лестнице от подножия стены, раскачиваясь на ходу, словно не доверял подозрительной земной тверди и ожидал, что вот-вот предательский удар волны в борт заставит его потерять равновесие.

– Война будет долгая и тяжкая, – настойчиво сказал Фалько, предложив ему закурить. – И Республику разорвут в клочья поражения на фронтах и внутренние распри.

Капитан Кирос бесстрастно смотрел в одну точку, находящуюся чуть выше макушки Фалько.

– Может быть, – пробормотал он. – А может быть, и нет.

Из открытого перед ним портсигара он наконец выцепил сигарету. И не наугад, не первую попавшуюся, а ту, что выбирал и облюбовывал – такое складывалось впечатление – по крайней мере, пять секунд. Потом откинулся на спинку кресла, обитого тисненой кожей, и, достав собственные спички, закурил.

– А ваше судно ждет та же участь, что и Республику, – продолжал Фалько. – У него тоже нет шансов.

– Это не мое дело.

Фалько не смог скрыть удивление:

– Вы про «Маунт-Касл»?

– Я про шансы Республики.

– Но ведь вы ей служите… Ходите на ее корабле…

– Разумеется.

Фалько воззрился на собеседника так, словно тот предстал ему в новом свете – или словно во тьме неожиданно замерцал огонек. Ах вот, значит, как, подумал он. Летя из Севильи в Тетуан, он изучил досье на капитана, подготовленное департаментом информации НИОС. «Маунт-Касл», ходивший под панамским флагом, принадлежал астурийской судоходной компании «Норенья и Ко», и капитан служил в ней чуть не с детства, начав с юнги. А с тех пор, как получил под команду свое первое судно – танкер, который потом, во время Великой войны, пошел ко дну от германской торпеды, – служба его заключалась в том, чтобы к удовлетворению арматора возить из порта в порт что скажут – бананы с Канарских островов, железную руду, оружие для Республики или золотые слитки для России. Неукоснительно следуя международным морским правилам в мирное время или играя с противником в кошки-мышки – в военное. Молчун, не одаренный богатым воображением и, быть может, даже туповатый во всем, что не касалось судовождения, Кирос вопросов не задавал, ответов на них не искал и ограничивался лишь исполнением своих профессиональных обязанностей. Без своего судна он был никто, а судном владел, естественно, судовладелец. Все сводилось к этой удобной простоте.

– Миноносец франкистов потопит вас, едва лишь вы покинете порт… И никто не придет на помощь. И стоять у причала вам больше не позволят. Попросят отдать концы… Насовсем отдать, капитан… Навсегда.

Кирос следил глазами за спиралями голубоватого дыма, словно проверяя, хорошо ли делают свою работу микроскопические кочегары у котлов.

– Само собой, – прозвучал его голос, лишенный интонаций.

– Если выйдете в море – погибнете. И вы, и ваши люди.

Капитан затянулся и после долгой паузы наконец перевел глаза прямо на Фалько. Их прятавшаяся в глубоких морщинах голубизна будто выцвела от солнца и ветра. Эти глаза сорок шесть лет созерцали море с палубы или ходового мостика. Вместе с табачным дымом он выпустил изо рта два слова. Все те же:

– Само собой.

Потом снова надолго замолчал и нахмурился. Он словно задал нелегкую работу своему воображению.

– Наверняка, – наконец уронил он, как бы не желая объяснять нечто совершенно очевидное.

И слегка склонился к низкому мавританскому столику, где Мойра перед тем, как выйти из комнаты, оставила бутылку голландского джина, пепельницу, два пустых стакана, две чашки с мятным чаем.

– Мне пора, – сказал он очень просто.

– Умирать?

Фалько сказал это и тотчас пожалел. Прозвучало мелодраматично. Но капитан, наверно, не заметил пафоса. Во взгляде его не появилось ни любопытства, ни осуждения. Он хранил молчание – каменное, выдержанное в бурях, кораблекрушениях и на неведомо куда ведущих путях.

– Даже не рассматриваете возможность сдаться, когда вас догонит «Мартин Альварес»?

Капитан продолжал смотреть на него, но теперь – с легким, даже чуть наивным удивлением:

– Разумеется, рассматривал… – Тут он помедлил, уставившись на сигарету, и пожал широкими плечами. – Я обдумал все варианты.

– И что же решили?

Моряк протянул руку к чашке с чаем, поднес ее ко рту. Лишь пригубил и поставил на место. Фалько ждал ответа, но так и не дождался. Кирос молчал и курил. Потом потушил сигарету в пепельнице и снова отхлебнул чаю – на этот раз чуть побольше. Тем и ограничился.

– Мы знаем о вашей семье, – решил рискнуть Фалько.

Кирос ограничился тем, что движением век показал – он принимает сообщение к сведению. Моргнул один раз. Чашка чая по-прежнему была у него в руке.

– Кажется, с ней все в порядке, – вымолвил он наконец.

– Да. Она в Луарке. На нашей территории. Ваша жена и дочери.

В досье НИОС было указано и это: Луиза Мартинес, сорока двух лет. Дочери – Ана и София, соответственно четырнадцати и двенадцати. До сих пор никто не беспокоил их. Ну, почти не беспокоил. Жена, до войны школьная учительница, сейчас лишилась работы и моет полы в маленьком отеле. Живут в семейном доме, у моря. Родственник, связанный с Фалангой, оказывает им кое-какое покровительство.

– Есть один вариант, который мог бы вас заинтересовать, – сказал Фалько.

Капитан с бесстрастным видом продолжал созерцать чашку. И будто не слышал.

– Вариант, – повторил Фалько с напором. – Мне разрешили предложить его вам. Вариант, затрагивающий, так сказать, две сферы – семейную и материальную.

Кирос медленно поднял голову. И посмотрел на него внимательно и недоверчиво, как смотрел, наверно, на большую черную тучу, невесть откуда возникшую с наветренного борта. Но Фалько не совершил ошибку, ибо хорошо знал природу человеческую.

– Успокойтесь. Я говорю без задней мысли. Ваша семья не пострадает, как бы вы ни поступили. Никаких репрессий…

– Репрессий.

Кирос произнес это слово так, словно читал на рекламном щите название товара. Фалько улыбнулся шире, но не чересчур широко.

– Забудьте это слово. Выбросьте его из головы. Вам могут гарантировать встречу с женой и дочками. Где скажете. Хотите – в Испании, хотите – в любом месте по вашему выбору.