Кера иногда становилась будто сонная. Первый раз, заметив ее отрешенное выражение лица я немного испугался, начал тормошить, отчего на лице девушки проступил столь всепоглощающий ужас, что я сам отшатнулся и, естественно, рухнул на спину. Вспышка боли напрочь вымела любые мысли, потом меня поднимали и приводили в порядок, потом мы решили остановиться на привал, раз уж так получилось… Спросить, в чем дело удалось только вечером.

— Девочка пыталась проснуться, — спокойно объяснила мне богиня. — А ты ее напугал. Если заметишь такое еще — лучше не обращай внимания. Со временем пройдет, и она сможет общаться с другими людьми, но пока ей легче так, просто подглядывать.

Через три дня мы, наконец, добрались до оставленной машины. Три дня! От машины до поселка мы добрались за день. Трехкратная разница — это именно моя заслуга — я сам себе напоминал больного старика, и с каждым днем положение только ухудшалось. Спина не хотела заживать, последние сутки я вообще очень слабо воспринимал действительность. Началось воспаление, поднялась температура, я не всегда мог определить, реальность вокруг или очередные галлюцинации, навеянные лихорадкой. Под конец вторых суток после боя у поселка даже Кера обеспокоилась:

— Не вздумай подохнуть, смертный. — Шипела она мне на ухо. — Или давай поменяем договор. Я буду просто счастлива, когда ты сдохнешь, но заключала его в надежде, что ты продержишься хоть несколько лет! Просто скажи: «Кера, после моей смерти ты можешь оставаться воплощенной еще три года». Давай, всего три года, что тебе они? А за это я не стану тебя мучить, когда твоя душа перейдет в мою власть.

Я, конечно же, даже не подумал соглашаться. Не из вредности, просто страшно было, что она сможет натворить без контроля. Впрочем, я, как выяснилось, и не умирал. У Рубио, оказалось, есть отличное лечение для таких как я. Не дав толком отдохнуть, мрачный старик оповестил всех о том, что машина застряла, и ее нужно толкать. Причем толкать должен был именно я. Никаких странностей в такой необходимости я не обнаружил, так что послушно уперся в задний борт авто, и принялся толкать, враскачку. Вопрос, почему этим не должна заниматься Кера, или остальные наши спутники у меня не возник. Когда у тебя красная пелена перед глазами, а голоса спутников доносятся будто издалека, даже простые умозаключения становятся откровенно непосильными. Сказали толкай, я и толкал. Понятия не имею, сколько это продолжалось, однако в какой-то момент спина вдруг взорвалась болью, а потом по ней потекло что-то горячее. Только после этого Старик, наконец, разрешил мне прекратить, позволил улечься на живот и принялся смывать гной.

Сутки для меня пролетели незаметно, а вечером следующего дня я проснулся в более-менее нормальном состоянии. Дикая слабость никуда не исчезла, но в целом умирать уже не хотелось.

— Читал я один исторический труд, про норманнов, — старик, вороша палочкой угли, объяснял собравшимся вокруг костра беглецам свои методы врачевания. — Они всегда так лечили, если рана воспалилась. Сажали больного на весла, и заставляли грести. Рана прорывалась, вся грязь из нее выходила. Так и выживали.

— Твои познания в медицине просто поражают своей глубиной, — голос у меня был слабый до отвращения, но я не расстраивался. После такого-то лечения.

— О, доминус Диего, вы очнулись! — обрадовался один из моих спутников — высокий и широкоплечий. Даже сейчас было очевидно, что парень чудовищно силен, и это при том, что за время плена от массивной прежде фигуры остались одни кости и жилы. Я, к стыду своему, так и не узнал имен новых попутчиков. Моя растерянность, похоже, не осталась незамеченной: — Я — квирит Мариус Лонгин, это квириты Дариус Афр и Витус Стаций. Мы из Толедо, работали там в мастерской доминуса Дионисио Карьенте. Вот всех вместе нас оттуда и забрали. Сам доминус, как и остальные, были очищен за два дня до того, как вы нас освободили. Мы последние оставались.

Историю о мастерской доминуса Дионисио слышал даже я. Одна из самых известных мастерских во всем римском мире, она до некоторых пор получала льготы от нового сената. Еще бы, ведь они оставались поставщиками белого оружия для армии! Ходили слухи, что доминусу Карьенте даже прощали его отказ присягнуть чистому богу. Однако месяца три назад мастерскую все-таки закрыли. Точнее, все работники были обвинены в оскорблении чистого бога и исчезли одномоментно.

— Расскажете, что произошло с вашей мастерской? — не удержался я от вопроса. Было странно слышать о каких-то событиях, произошедших до смерти родителей. Но полезно. Уходило ощущение нереальности происходящего, которое преследовало меня с тех пор.

— Да ничего необычного, — пожал плечами Мариус. — Кто-то написал донос. Мы думаем, это Руисы постарались — они давно мечтали перехватить армейские заказы. И первыми отреклись. Однако качество стали у них все-таки было ниже, да и знакомств у доминуса Карьенте было не меньше, вот и приходилось терпеть до поры. Впрочем, точно ничего неизвестно, доминус Диего, нам же не объясняли, в чем обвиняют.

— Я знаю, в чем обвиняют, — вмешался один из спутников Мариуса, Дарий. — Руисы ни при чем. Слышал разговор чистых, уже когда мы в карантине сидели. Они говорили, что на фабрике Карьенте зрел заговор против чистого бога. Что там массово поклонялись ложным богам. И еще, что доминус Карьенте отказался оснастить спиры чистых кинжалами своей стали бесплатно. Думаю, третья причина и стала последней каплей.

Истории об упрямстве семьи Карьенте известны далеко за пределами Толедо, так что мне легко поверить в рассказ Дариуса, и я решил уточнить еще одну деталь:

— Почему вы называете доминусом меня? — действительно непонятно было, с чего такое почтение.

— Потому что в тебе за лигу видно патриция, — хмыкнул Рубио.

Слышать такое было удивительно — в квартале неблагонадежных все были равны, и, собственно, даже гражданами не являлись — тех, кто не отказался от старых богов лишили даже гражданства. Почему-то казалось, что во мне давно нельзя заподозрить представителя аристократии. Об этом я и поспешил сообщить товарищам:

— Даже если так, давайте обойдемся без титулований. Земельных владений у меня больше нет, как и гражданства, так что мы тут все равны.

— Нет уж, доминус, — упрямо мотнул кудрявой головой мой собеседник. — Я не так много знаю патрициев, которые сохранили честь и верность своим богам. Так что уж позвольте мне оказать вам положенное уважение.

Да уж, понятно теперь, почему этот парень сидел запертый в бараке. Удивительно, почему он еще жив был с такой-то принципиальностью.

— Что ж, рад знакомству, квириты, — кивнул я. — Хоть оно и случилось в таких печальных обстоятельствах.

— Обстоятельства были печальны, но та гекатомба, которую вы устроили три дня назад, доминус, пролила бальзам на наши души. — Мариус немного помолчал, видимо смакуя в воображении кровавые картины, осторожно поинтересовался: — Скажите, доминус Диего, что вы планируете теперь делать? По рассказам квирита Рубио я знаю, что вы спешили спасти родных. Примите мои соболезнования их судьбе, и простите за этот вопрос, но что теперь?