— Очень рад твоему оптимизму, но тебе не кажется, что нам пока рано заботиться о достойном погребении? — удивился я такому нездоровому интересу.

— Что б ты понимал в крестьянской бережливости, юный патриций, — под нос пробормотал старик. — Так, ну-ка сделай лицо попроще. И лучше молчи. А ты, девчонка, вообще с нами не ходи. Вон, за углом постой.

— Ты мне не господин, старик! — тут же зашипела Кера. — Где хочу, там и хожу!

— Кера, постой за углом, — поспешил я прервать разгорающийся спор. Задумка старика оставалась непонятной, но я достаточно доверял его опыту.

Рубио, не дожидаясь, когда мы договоримся, уже направлялся к конторе. Походка его менялась на ходу, превращаясь из уверенной легионерской поступи в слегка косолапый шаг работника сохи. В дверь стучал уже совершенно другой человек:

— Кого там Кера принесла, — раздалось из-за двери. — После четырех пополудни приходи, если кто помер! Ничего с твоим покойником до этого не сделается!

— Мы не хоронить пришли, мастер! — слегка заискивающе заканючил старик. — Нам бы одежды прикупить, поизносились мы…

Дверь резко распахнулась, старика схватили за грудки и резко втянули внутрь. Я зашел следом, стараясь подражать манерам Рубио.

— Ты чего на всю улицу голосишь, идиот! — шепотом рявкнул чуть лысоватый и румяный мастер похоронных дел. Губы у него блестели от жира, а на домашней тоге прослеживались пятна, явно оставленные чем-то съестным. Похоже, мы оторвали мастера от обеда.

— Простите, мастер, я не подумал, — зашептал старик, втянув голову в плечи. — Вы уж не обижайтесь, к городским порядкам мы непривычные…

— Ладно, хорош причитать. Чего вам надо?

— Так я и говорю, нам бы приодеться. Жена у меня померла давеча, а сноху за станок ткацкий сажать — это, считай, его выкинуть. Взял сынуля дуру набитую, — старик не без удовольствия отвесил мне подзатыльник. — Ни приданного, ни рук умелых. Сказал бы, что не головой думал, а другим местом, так ведь и тут беда! Ни зада, ни сисек, только и радость, что рожа смазливая… А нам на свадьбу скоро!

— Мне плевать на твои семейные неурядицы, — не выдержал мастер. — Повторяю, говори, чего приперся!

— Так я и говорю, мастер, — снова затянул свою волынку Рубио. — Нам бы рубахи поприличнее, и штаны тоже, обоим. Вы не сомневайтесь, мастер, мы заплатим… Только подешевле бы, но, чтобы прилично, конечно. Раз уж городскую одежду берем! Чтоб, значит, соседи видели — не бедствуем. Токмо нам еще для племянников моих бы чего тоже.

Владелец похоронного бюро молча развернулся и повел нас куда-то вглубь помещения, где виднелась крохотная дверца. Он, кажется, сдерживался от того, чтобы как-то прокомментировать бормотание Мануэля, опасаясь вызвать еще больший поток болтовни. Открыв ключом замок, он отступил в сторону:

— Выбирай. Только быстро! И смотри, не прикармань чего, я за тобой наблюдаю! С этими словами он вернулся к конторской стойке, где чем-то аппетитно захрустел — мне пришлось даже сглотнуть слюну, чтобы не подавиться. Все-таки наш рацион в последние дни был на диво скудным.

Старик, шагнув в кладовку, принялся рыться в груде одежды, наваленной там прямо на пол. Он споро отложил в сторону несколько комплектов, а дальше просто перекладывал вещи туда-сюда до тех пор, пока похоронный агент не потерял терпение:

— Ну что ты там роешься?! — рявкнул хозяин конторы.

— Уже все, доминус! Вот, взгляните, что я выбрал. Мастер мазнул взглядом по протянутым ему вещам, и вынес вердикт: — Двадцать сестерциев!

— Да побойтесь богов, доминус! — ахнул старик, и тут же поправился: — То есть бога… Разве ж так можно! Мы люди бедные, а вы нас последнего лишить хотите! Да тут максимум на пять!

— Это ты побойся богов! — глаза агента метнулись в сторону, и он тоже поправился: Бога! Чистого! Ты посмотри, какие шикарные куртки! Из кожи! Да в одежной лавке ты бы за каждую по десять отдал! Пятнадцать, и ни половиной асса меньше!

— Так и вы не одежная лавка… — торг длился еще минут пятнадцать, и в конце концов спорщики сошлись на двенадцати сестерциях и двух ассах. После чего старик, явно борясь с собственной жадностью, вытащил из кучи на полу еще и изящное темно-зеленое платье, за которое не торгуясь отдал три сестерция:

— Порадую девку, — с тяжелым вздохом констатировал он. — Хоть и дура дурой, а жалко. Сирота ведь, родители померли давно. Никогда ей подарков никто не делал!

Похоронных дел мастер тут же потребовал заткнуться и вытолкал нас наружу через черный ход, предварительно упаковав одежду в мешок и сопроводив свои действия напутствием: — В городе сильно в этом не светитесь, мало ли. Если ко мне придут с претензиями родственники усопших, я тебя найду, понял?

— Не извольте беспокоиться мастер, уж мы в Сабиньяниго редко бываем, — начал было объяснять Мануэль, но дверь уже захлопнулась. Выглянув из-за угла и подозвав Керу, мы переоделись прямо во внутреннем дворике дома.

— И что, многие так торгуют? — спросил я. Схема была и так понятна — покойников в империи сжигают за закрытыми дверьми, родственники в помещении крематория не присутствуют. Ясно, что этим пользуются работники — зачем зря сжигать одежду покойного, если ее потом можно выгодно продать? До сих пор я и не подозревал о таком способе заработка.

— Да почти все, — пожал плечами старик. Может, только самые дорогие и пафосные крематории жгут покойников вместе с одеждой, но у них и похороны стоят столько, что лишние несколько сестерциев не стоят риска. Репутация дороже.

Нельзя сказать, что мне было противно надевать одежду с покойника, но некоторая неправильность все-таки чувствовалась. Не по себе было, хотя, когда я снимал тряпки с трупа всего несколько дней назад, никаких моральных терзаний не испытывал вовсе. Впрочем, мне тогда было не до того. А вот Керу вопросы морали не беспокоили совершенно — она, ничуть не стесняясь нашего со стариком присутствия переоделась в зеленое платье, натянула на ноги добытые стариком сандалии, и теперь задумчиво оглаживала ткань. Коленкор[31] был довольно свеж, и еще не успел потерять глянцевый блеск — видимо платье было почти новым.

— Та, что носила это платье до меня, умерла от болезни, — богиня, наконец, вынесла вердикт. — Наверное, чахотка. На нем еще остались отголоски ее боли и страха близкой смерти. Мне нравится.

— Ну хватит, у нас еще есть дела, — Мануэль с неприязнью покосился на довольную, светло улыбающуюся девушку. Мои эмоции в последнее время притуплены, но даже меня поразил контраст между словами и выражением лица.

— У тебя есть идеи насчет документов? — отвлек я бывшего легионера от мрачных раздумий. — Без паспортов нас остановит первый же патруль.

— Документы — это потом. — Отмахнулся старик. — Сейчас купим еды и топливо.