– Ой, здравствуйте, господин теоретик! – заржал Берти.

Морган тоже заржал, хрипловато.

Ворон на подоконнике сокрушенно бухнул крыло на глаза. Позор-р-рище.

Отсмеявшись, Берти налил им еще и, чокнувшись, объяснил:

– Мне просто интересны люди. Их ощущения, истории, мотивы. Интересна жизнь. И не-жизнь. И нежить. И смерть. Все интересно, прах побери! Я тот странный чокнутый парниша, кто, кажется, забыл выйти из возраста любознательного чада – куда ни гляну, все-то хочется понять, изучить, опробовать. Боги-хранители зажмотили мне ответственности, зато сыпанули восторгов с лихвой… Пою осанну миру круглосуточно, аж стыдно, несерьезно, ну.

Сыщик глянул в окно, за которым уже угасли последние всполохи заката.

Потом перевел взгляд на умиротворенного Гарвуса:

– Хотя я могу не объяснять вам свой страстный роман со Вселенной. Наверняка вы сами крутите те же шашни: иначе б вам сложно было стать мастером тайн.

– Кручу, – благосклонно согласился Морган. – Хотя я не вполне верю в чистую душу этой девицы. Она весьма соблазнительна, но я знаю – у нее острые зубы. Всех партнеров она рано или поздно сожрет. Как самка богомола.

– Однако вы в игре.

– В игре. Еще бы! Но я всегда начеку. Не знаю, как строится ваша любовь со вселенной, но моя подружка явно любит пожестче.

– О, Морган, ничего себе вы подняли градус!

– Моя цель – познать ее потенциал как можно глубже. Для этого надо быть объективным. Отставить жалость. Иногда исследования включают такие неприятные вещи, как вскрытие – не только тайн, но и живых существ. Это бывает мерзко. Хочется отступить.

– Поэтому напиваетесь?

– Что?

– Новая тайна не понравилась?

– Пеплов сыщик! Идите к демонам в печенку.

– Ай, как грубо. После такого мне остается либо начистить вам морду, либо подружиться с вами, и в обоих случаях вам хана: дружу я, как и дерусь, очень рьяно.

– Идите к демонам в печенку, – с чувством повторил Морган.

Это звучало так… освобождающе.

Они снова чокнулись. Вселенная, как огромный черный фонарь, еще какое-то время затемняла их разговоры кружевом непостижимости, но после уступила место другим темам. Постепенно диалог перекочевал в область психологии, поэзии, рассказов о себе и своем прошлом… Сильно отфильтрованных, правда, что с одной стороны, что с другой.

С некоторым удивлением Морган заметил, что «этот сыщик», в первые дни не вызывавший у него ничего, кроме глухого раздражения, не так уж плох. Точнее даже хорош. Очень хорош. Что, впрочем, тоже раздражало – в каком-то новом смысле.

Потом беседа неизбежно сместилась на работу и преподавание.

Берти советовал Моргану продемонстрировать на лекциях, что он – «свой парень», потому что в долгосрочной перспективе студенты усваивают материал лучше, когда он исходит «от дружественного объекта». Морган советовал Берти заткнуться. И переехать в Шолох – дескать, там таких восторженных придурков море, Голден-Халла будет как рыба в воде. Берти спрашивал, почему Морган сам там не живет, и Морган долго ржал оттого, что его завуалированно сочли «восторженным».

– Нет, никаких больше столиц. Моя мечта – хижина.

– Хижина, Морган?

– Хижина. В изумительно пустынном поле. Или в горах.

– Горы тебе больше пойдут, ледышка.

– Спасибо за мнение.

– Только обязательно снежные горы, слышишь?

– Договорились. Однажды – обязательно.

– А почему не сейчас? Мечты достойны того, чтоб сбываться.

– Мечты – да. А вот я еще не заслужил.

Пес и ворон уже давно ушли из бильярдной. Какое-то время они вместе патрулировали коридоры Бури, а потом, вполне по-человечески кивнув друг другу («наши хозяева непостижимы»), разошлись по разным сторонам.

Берти растекся на диване, как амеба-тусовщица, и ладонью подпер щеку:

– А что значит «не заслужил»?

– То и значит. – Морган залпом осушил рюмку. – Мне почти сорок лет, а я еще ничего не достиг. Вообще ничего. Вывод: я пока недостоин счастья.

Берти аж закашлялся самогоном.

– Это называется «ничего»?! – опешил он, изумленно уставившись на коллегу. – Ты колдуешь великолепно; ради тебя открыли новый курс в Буре; твое имя у всех на слуху. А еще у тебя пожизненный контракт профессора в Шолохе – даже при том, что ты там не живешь. Не наглей, Гарвус!

Морган поморщился:

– Ты сыщик, Берти, поэтому знай: реальным «чем-то» в научно-магическом мире называют только Нинделовскую премию. Нет ее – нет ничего. Соответственно, по мнению общества, я не состоялся как профессионал.

– В задницу общество!

– Нет, ты послушай. Каждое мое исследование, каким бы филигранным оно ни было, сталкивается с одной и той же реакцией: «да, это изумительно, ох, невероятно; вы доказали существование морской девы Мули Атерх, но, позвольте, что нам с этим делать? Ну дева и дева. Пусть плавает. Доктор Морган, все важное уже давно открыто, вам некуда больше сунуть свой тощий нос. Смиритесь с тем, что ваши работы никому не нужны, и катитесь в бездну!» – спаясничал Морган и застонал, прижав прохладное стекло рюмки ко лбу, как снежок.

– Но ведь это не так? – Берти пожал плечами. – Судя по всему, твои работы очень нужны.

– Кому, интересно?

– Тебе, Морган.

Пауза.

Гарвус поднял глаза на собеседника. Взгляд у рыжего был пугающе серьезный. Но мгновение спустя Голден-Халла добавил уже со смешком:

– …Ну, я надеюсь, раз жрешь этот терновник с таким остервенением!

– Что нужно мне, – прорычал лектор в ответ, – так это доказать всем, что ТММ чего-то стоит. Сделать потрясающее открытие – им назло, – а потом уже уехать с чистой совестью – и зажить…

Берти поцокал языком.

– Если твоя мечта – хижина, я бы уехал уже сейчас. А доказывать что-то кому-то – фи! Морган, жизнь у нас одна. И прожить ее надо в свое удовольствие, а не отплясывая джигу перед теми, кому ты не нравишься – в отчаянной попытке изменить их вердикт.

– Почти тост получился, – скептически хмыкнул Гарвус.

– Так выпьем же! – осклабился рыжий.

…Когда часы на Башне Алого Ордена пробили одиннадцать, Морган с трудом сфокусировался и осторожно поднялся из кресла. Берти не среагировал: он сладко спал, закинув голову на спинку дивана. Морган надолго задумался, глядя на него.

Потом навис над коллегой и сделал быстрый пасс руками: вспыхнула тонкая серебристая формула. Берти засопел еще слаще. Морган осторожно, по стеночке, пошел прочь из бильярдной.

* * *