благоприятным обстоятельством было то, что норманнское завоевание Англии значительно укрепило королевский трон и воспрепятствовало применению принесенной из Франции ленной системы во вред королю, вследствие чего монарх здесь не сталкивался с такими трудностями, как во Франции, и мог активно применять эту систему как мощный инструмент власти20*. Поэтому при Генрихе II (1154–1189) и его сыновьях Ричарде Львиное Сердце (ум. 1199) и Иоанне Безземельном (ум. 1216) Англия, по сути, была почти абсолютной монархией. Верховное правосудие вершилось полностью централизованно. При этом королевская власть оставляла нетронутым местное самоуправление, и когда из Королевского совета развился Верховный суд, который в чрезвычайных случаях – для обычных дел имелись King’s Bench [Суд королевской скамьи], Court of Exchequer [Суд Казначейства] и Court of Common pleas [Суд общих тяжб] – собирался как Parliamentum [Парламент], то сельские общины, то есть графства, которые в Англии были свободны от воздействия со стороны сюзерена, а вскоре также и определенное число городов, получили право посылать в Парламент своих выборных представителей. Разделение Английского парламента на Верхнюю и Нижнюю палаты произошло лишь в XIV в. Magna Charta21* 1215 года не имела для английской правовой системы того выдающегося значения, которое начиная с XVII в. ей приписывали юристы и историки.

Значение всего этого не только для политической истории Англии, но и для истории культуры всего Западного мира, не будет отрицать ни один приверженец свободы и правопорядка.

В рамках латинского христианства государственная система в Средневековье во многих местах начала принимать прочную форму. Франция шла навстречу своему естественному единству, хотя процесс растянулся на несколько столетий. То же происходило и в Англии, которой неизменно удавалось с выгодой для себя находить благоприятное решение самых опасных конфликтов. Италия, целостная, более чем любая другая страна Европы, в географическом отношении, не смогла достичь политического единства из-за крайне запутанного комплекса обстоятельств, которые нами были уже отчасти затронуты выше и которые мы не можем здесь полностью перечислить. Для Испании, которая также представляла собой замкнутое целое уже в силу чисто природных условий, политическое единство, пусть даже с отделением Португалии, было всего лишь вопросом времени.

Немецкие земли, склонность к расширению границ

Немецкие земли, казалось бы, с самого начала были предназначены для того, чтобы сделаться мощным звеном складывающейся системы государств. При распаде обширного государства франков чисто случайные обстоятельства обеспечили Германии большую самостоятельность в политическом отношении. Случайностью было и то, что именно с Германией в середине Х столетия было связано возрождение императорского титула, который Карл Великий выудил из церковной традиции22*. Этот титул звучал все еще как Imperator Romanorum, а еще лучше – Imperator tout court[60], и его относили к христианскому кесарю, которого Августин в трактате De civitate Dei [О граде Божьем] видел земным монархом, долженствующим править, доколе будет существовать земной мир. С достоинством подобного титула поэтому теоретически связывались притязания на безграничное расширение императорской власти, которые в любой момент могли превращаться в действительную политику.

Событие такого рода произошло, когда Оттон I в 951 г., по вполне случайному поводу, впервые вступил в Италию. Вскоре после этого германский император, опираясь на верных ему епископов, уже полностью располагал поддержкой Престола св. Петра. Молодая германская империя на востоке доходила всего лишь до Эльбы, по другую ее сторону все было славянским и языческим. Основными германскими землями были Рейнская область, Франкония, Швабия, Бавария и не в последнюю очередь – обширная нижненемецкая область, которая в совокупности носила древнее название Саксонии. Эта большая Германия хранила в своем немецком языке и своем характере немало культурных сил для будущего. Однако она имела один недостаток, которому со временем предстояло стать для нее роковым. Недостаток состоял в том, что природа не предоставила немецким землям столь же отчетливых рубежей, как Италии, Великобритании и древней Галлии по эту сторону Альп, не говоря уже о Пиренейском полуострове. Германские земли в широком смысле слова, если не встречались с побережьем Северного моря или с Францией, почти везде граничили с областями более низкой культуры. Таким образом, для Германии почти во все стороны открывались возможности экспансии и колонизации.

В XII в. области к востоку от Эльбы путем систематической и грубой колонизации были отторгнуты у славянских племен и завоеваны для Церкви. Тем самым, не считая местности вдоль Хафеля и Шпрее, где жили венды, все было полностью германизировано или регерманизировано23*. В приграничных землях Богемии немцы жили уже давно, теперь они группами проникали вплоть до Трансильвании и основывали там немецкие города. Экспансия немецкого языка и обычаев, безусловно, заметно улучшила жизненный уклад в этих землях. Она, однако, увеличила риск недостаточности определенных границ, который уже был свойствен Германии. Риск возрос еще больше, когда в XIII в. последовало расселение немцев вне пределов самой Германии, и уже в новой форме. Теперь это были не крестьяне, которые по призыву епископа обосновывались среди язычников-славян Гольштейна или Мекленбурга, как это практиковалось в XII в. Своеобразный плод священного древа крестовых походов, сплоченные военные отряды рыцарей и братьев Немецкого ордена и другого, родственного ему24*, захватывали балтийские земли, где жили язычники: литовцы, пруссы25*, латыши и эстонцы; немцы их подчиняли себе, но также и насаждали культуру. В XIV столетии пошла в ход нелепая затея князей и баронов из Франции и Нидерландов, которые из рыцарской удали, почти не прикрываясь плащом ревнителей веры, вторгались на территорию Пруссии, чтобы лишить жизни сколько-нибудь язычников. Впрочем, еще до конца столетия продвижение турок-османов, а также подъем сильного Польского государства положили конец этой прискорбной рыцарской моде.

Сколь бесценным ни было бы значение немецких поселений на Балтике для европейской культуры, – пока через семьсот лет, ради кажущихся сиюминутных военных интересов, они не были бессмысленно уничтожены26*, – они внесли свой сомнительный вклад в отсутствие границ немецких земель, что привело к долговременной слабости государственной системы Европы. Ибо в основном именно из-за этого Германская империя с XIII в. отставала в политическом развитии от других стран Западной Европы. При Фридрихе Барбароссе (1152–1190) и его сыне Генрихе VI (ум. 1197), с их императорским титулом, Германия могла пользоваться определенными имперскими преимуществами, как бы ни были этим недовольны другие страны. Упорные попытки овладеть также Италией, в которую один за другим норовили вцепиться германские императоры, скорее препятствовали, чем содействовали достижению чаемого превосходства. Тогда еще могло казаться, что германская власть сможет сохранить высшее положение в латинском христианстве. Германский вклад в построение средневековой культуры был довольно значительным. В создании церковной организации германские страны во многих отношениях опережали романский Запад. Участие Германии в создании новых форм