достижениями в эстетической сфере, с произведениями искусства и литературы. Чем более предосудительной кажется нам идея, которую Шпенглер решительно провозглашал, воспринимая культуры как мистические величины, живущие своей собственной жизнью, тем серьезнее встает вопрос, какова же степень реальности, которая присуща понятию культура.

Возможно ли какую-либо культуру, например греческую, в том же смысле и с такой же уверенностью счесть столь же определенным явлением, как, скажем, государство Афины или культ Аполлона? Очевидно, нет. Как ни пытается наше воображение составить представление о греческой культуре из разнородных образов всевозможных конкретных вещей: из творений зодчества и ваяния, из звучания оживающих в памяти стихотворных строк, из имен персонажей Илиады или трагедий, словом, из живых деталей, открывающихся слуху и зрению, – наше представление о греческой культуре в целом остается смутным, расплывчатым. Хотя феномен культуры отражает для нас историческую действительность, которая некогда существовала или даже все еще существует, мы не можем осознать ее как некую сущность. Культура была и остается абстракцией, данным нами самими обозначением исторической взаимосвязанности. И с помощью слова идея мы не схватываем ее сущность: идея есть простое выражение духовного образа, который можно охватить мыслью. Мы чувствуем необходимость представить предметно любую культуру, увидеть ее как нечто реальное, исторически целое, но это желание всегда остается неудовлетворенным из-за ограниченности наших возможностей мышления и воображения.

II

Восток и Запад как культурно-историческая противоположность

Античность этого дуализма не знает

Оставим теперь наши рассуждения относительно терминологии и понятия культуры и уделим внимание историческим вопросам подъема и упадка культур. Здесь сам язык вновь предостерегает нас: мы никогда не сможем вырваться из-под власти образных представлений. Мы не можем обойтись без таких понятий, как подъем, упадок, застой; к тому же каждый из этих терминов содержит конкретизацию, образное представление в формах органической жизни, чего мы искренне, но безуспешно пытались бы избежать.

В обычной речи мы, особенно не задумываясь, говорим о западной культуре, к которой относим культуру того обширного региона, в котором обитаем все мы, жители Европы и Америки. Совершенно очевидно, что выражение западная культура на самом деле не может иметь точного смысла; так же как и противоположное ему – восточная культура – никак не представляет собой чего-то вполне определенного. Культуры всегда свойственны лишь царствам, странам, народам – или, если мыслить хронологически, – определенным историческим эпохам. Стороны света, территории или континенты никогда не очерчивают рамки культуры. Не так легко, однако, отказаться от предубеждения, от идеи противопоставления Восток – Запад. Оно проявляется снова и снова, и примечательно, что воздействует на нас гораздо сильнее, чем противопоставление Север – Юг. И мы не можем не придавать значение словам Киплинга «East is East, and West is West»[59] или не говорить о «die Seele des Ostens» [«душе Востока»], сколь бы мало ни удавалось нам осознавать понятия, которые мы связываем с этими терминами.

Хотя здесь никак не может идти речь о противопоставлении двух внутри самих себя однородных культур, стоит постараться установить в общих чертах, как в ходе истории образовалось в нашем сознании это дуалистическое представление. Разделительная линия между Западом и Востоком в общем всегда остается совершенно произвольной; ведь она определяется тем, где именно располагается наблюдатель. Что же касается обозначений для Запада и Востока, нидерландский язык, так же как и английский, используют обычные названия стран света: Oost (East) и West. По-французски говорят: Orient и Occident, итальянцы все еще употребляют порой Levante и Ponente, а немцы весьма охотно – Morgenland и Abendland. Попытка ввести слово Orient в нидерландский язык оказалась неудачной; здесь исстари существуют de Oost и, в более узком смысле, также de Levant и de West. Выражение Avondland также не прижилось в нидерландском языке, в его звучании слишком много восточного колорита.

В истории Античности, насколько она нам известна, никогда не наблюдалось ясно выраженного разграничения между Западом и Востоком. Ареной событий культуры изначально были Передняя Азия и Египет. Но Передняя Азия – Восток лишь с точки зрения европейцев. Культуры Античности строго привязаны каждая к определенному царству, стране или народу. Никакая другая культура не была так строго определена географически и так замкнута в себе самой, как египетская. Территория ее не менялась на протяжении веков, хотя своеобразие ее претерпевало многочисленные изменения, когда собственные династии сменялись сначала персидским владычеством, а затем эллинизмом, пока наконец и эллинизм, и римско-христианская культура не были принуждены уступить место исламу.

В резком контрасте с единством и замкнутостью культуры Древнего Египта находятся античные царства, народы и языки, объединяемые регионом Двуречья. Археологические исследования открывают здесь нашему взору все новые и все более древние культуры. Примечательно двуединство культуры, которая некогда была связующим звеном между такими отдаленными областями, как Персия и долина Инда. Два столь близких между собой языка, как индийский язык Вед и язык Авесты, на котором было изложено учение Заратустры; две религии, первоначальная связь которых только сейчас стала известна в подробностях и которые, однако, так рано и так полностью разошлись, что только современные языкознание и археология смогли обнаружить тесное родство между ними, – где еще можно найти все это вместе!

Чем дальше, рассматривая культуры Античности, мы перемещаем свой взгляд на запад, тем более сложным становится многообразие культур, которые распространяются на весьма ограниченную территорию – и при этом сильно отличаются друг от друга. Все древние культуры исчезли, большинство из них известны нам лишь по ничтожным фрагментам. Хотя государство хеттов и их язык вновь встают перед нами, да и Крит частично раскрыл свои тайны, мы очень мало знаем о Лидии, Карии, Фригии, о прочих государствах Малой Азии и даже о столь известной в древности Финикии!

Противопоставление Восток – Запад никак не прорисовывается при взгляде на взаимоотношение культур древней Передней Азии. Еще менее его можно заметить, обратив взгляд в сторону Юго-Восточной Европы или на весь греческий мир. Греческая культура классического периода вообще не имела географически четко определенных границ. Она охватывала острова вдоль побережья Малой Азии, ее влияние распространялось через Сицилию и Южную Италию вплоть до Массилии7*, а когда впоследствии сложился мир эллинизма, в сферу греческой культуры вступили также Египет и Сирия. Разделение между Востоком и Западом прослеживается здесь еще меньше, чем прежде.

Лишь с возникновением Лациума и его крепкой крестьянской культуры, на первых порах еще ограниченной крайне узкими рамками, чисто западный элемент появляется в обозреваемой нами картине древней истории. Но и здесь процесс протекает далеко не просто. Рим и латинский язык в течение