что я — генерал?» — «Нет… Фи, генеральша! Из-за того, что вы — марсианин. В том смысле, о чем вы говорили». — «Вы мне советуете принять завтра участие в этих скачках?» — «Рекомендую. Тем более, что претендентов, кроме вас, не будет. Просто Татьяна таким способом пригласила вас завтра поиграть в теннис. Она стеснительная».

Космонавт опрокидывает в себя вторые полстакана, хрустит луком и задумчиво сдирает с сырка фольгу. «Вы пьете?» — спрашиваю я. «Иногда. И равнодушно». — «Так и надо. Ну-с, как там дела у нас на Марсе? Нет, я читал ваши интервью, но у вас, наверно, есть личные впечатления?» — «Есть. Сокровенные». — «В двух словах, для меня…» — «Ржаво, — отвечает Космонавт и разламывает сырок на две части. — Ржаво там у нас на Марсе. Ваша внучка сказала бы: «Оранжево». Ржавая пыль и камни. На фотографиях красиво, в натуре — глупо. Смотришь по сторонам — на зубах хрустит. Нечего там делать. Чувствуешь себя там полным дураком. Хотя, конечно, — родина». — «Зря летали?» — «Нет. Один раз стоило взглянуть. И достаточно. А разок надо было слетать, чтобы избавиться от мифа». — Космонавт с аппетитом жует свою часть сырка.

«Как вы сказали? От мифа?.. Да, да, не объясняйте, я понял».

Я понял: надо избавляться от мифов. Жизнь на Марсе — это очередной миф Древней Греции. Надо избавляться от старых мифов и не создавать новых… Чу! В коридоре опять шаги. Опять доктор Гланц кого-то вызвал. Опять кто-то проходит мимо и стучится в дверь моего прежнего номера… Меня там нет!

«Это, наверно, к вам. Вы кого-нибудь ожидаете?» — спрашивает марсианин.

Я отвечаю: «Скажите там, что я сейчас занят». Марсианин выходит и возвращается: «Какой-то старичок». — «Ушел?» — «Испугался и просил передать, что потом зайдет. Меня многие пугаются». — «Так и надо. Старикашки должны бояться марсиан. Налейте мне еще… Самую малость… А теперь избавьте меня от еще одного мифа. Кто все-таки первым ступил на Марс — вы или Харрисон?» «Вдвоем», — смеется марсианин.

«Но этого не могло быть — из шлюза на грунт кто-то все-таки вылез первым». — «Первыми вышли на Марс мы с Харрисоном. Мы с ним решили отвечать именно так. Хотите подробности? Мы умышленно нарушили программу в этом пункте. Понимаете ли, после посадки нам надлежало вскрыть конверт и узнать, кому первому предписано выходить. Это на Земле так решили, чтобы в полете не возникало зависти. А мы с Харрисоном решили наоборот: приоритета не будет, и первого человека, ступившего на Марс, тоже не будет. Понимаете? Конверт уничтожили, не распечатывая. Потом подбросили монетку, и один из нас вышел на грунт. Потоптался. Через десять секунд к нему спустился второй. Только тогда мы включили телекамеры. Конечно, мы схлопотали выговор из Центра Управления Полетом, зато поступили справедливо».

«Монетка какая была?» — «Не понял».» — «Наша или американская?» — «Десять центов. Я с собой деньги не брал, а Харрисон взял горсть мелочи… на счастье». — «А вы что взяли на счастье?» — «Перед выходом надел тельняшку». — «А, ну да… Военно-морская авиация?» — «Точно. Меня теперь все спрашивают, как я отреагирую, если Харрисон вдруг объявит, что первым на Марс вышел именно он?» — «Это невозможно». — «Вы сразу поняли, а не-марсиане не понимают. Я объясняю, что они тут на Земле попривыкли, а там все очень просто. Там нет разницы между словом и делом. Не понимают. Там слово и дело едины, объясняю. Как пространство и время. Сказал — сделал. Если мы говорим, что вышли на Марс вдвоем — значит, так оно и есть».

Марсианин немного осовел. Чтобы сравняться с ним, я делаю полный глоток и закусываю сырком с луком… Слезы из глаз… Марсианин одобрительно наблюдает. За стеной бормочет доктор Гланц, но Сталин никак не появляется… Все-таки я считал, что мои сотрудники умные люди, а они…

«Еще меня спрашивают, не наблюдались ли в экспедиции какие-нибудь таинственные явления», — говорит марсианин. «А вы что на это?» — У меня в шарике все поплыло, поплыло… «Могу рассказать, но при одном условии… Отдайте наган!» — «Нет уж, товарищ генерал». — «Тогда я сам возьму!» — «Не забывайтесь, молодой человек!» — «Я возьму! — угрожает марсианин. — Он у вас под подушкой!» — «Что ж!»

Марсианин решительно встает, откидывает подушку и остается с носом. «Нюх подвел», — комментирует он, возвращаясь в кресло. «Пить надо меньше». — «Нет, это луком отшибло», — «Давайте свою таинственную историю». — «Но чтобы, понимаете, между нами». — «Могила».

«Это таинственное явление обнаружилось при подлете к Венере, — начинает рассказывать марсианин. — Дело в том, что нам на всякий случай разрешили взять в экспедицию немного спирта…» — «Для внутреннего употребления?!» — с восхищением перебиваю я. «Да, в лечебных целях. Емкость была небольшая — зеленая опечатанная бутылка. Там разгуляться не дадут. Так вот, все шло по программе. Бутылка стояла себе в аптечке, а мы подлетали к Венере, чтобы от нее с ускорением повернуть к Марсу. Через Венеру к Марсу иногда ближе…» — Космонавт наглядно показывает этот маневр между стаканом и бутылкой. «Я в курсе». — «А я, пожалуй, еще выпью…» — Космонавт сгребает бутылку в кулак и наливает полстакана. «Вы не устанете? Завтра у вас ответственная игра», — напоминаю я.

«Ничего. Главное: равнодушно… Так вот… Любой из нас мог воспользоваться этим спиртом как лекарством и никого не извещать. Но о спирте никто из нас не думал, потому что там как-то странно думать об этом деле… — Космонавт щелкает пальцем по горлу. — Там черт знает о чем иногда думаешь, но только не об этом. Так вот… Однажды я погнался за непривязанным бортжурналом, тот залетел в аптечку, и я обнаружил, что спирта в бутылке убавилось. Значит, кто-то из ребят подлечился, подумал я. Еще через сутки мы сбросили на Венеру зонд, а второй заклинило, и мне выпало работать снаружи часов пять без передышки… Наконец, я не выдержал, схватил кувалду… да, да, был у нас и такой инструмент… и зонд отделился. Я его еще ногой отпихнул и подумал: а не выпить ли мне для бодрости двадцать капель?

Только потом я понял, что пить мне совсем не хотелось, но во мне уже сидел мелкий бес подозрения. Маленький такой бесенок. В общем, заглянул в бутылку… Так и есть! Уровень спирта опять понизился!.. И началось! Подозрения хуже отравы. Тут мы к Марсу поворачиваем, дел невпроворот, времени нет, а я о чем думаю? О спирте. Ну, облетели Венеру, повернули, а я опять туда… инспектировать бутылку. Мать моя родная!