Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павлик нехотя подчиняется, а я, ухватив трость за обратный конец палки, азартно устремляюсь в драку, потому что без меня в драке никак нельзя, драка — дело святое. Но, поскользнувшись…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ах, какая была драка! Жаль, что я, поскользнувшись, так и не смог подняться и наблюдал за дракой со стороны. Какая красивая была драка в метели, освещенная мотоциклетными фарами и лучом прожектора, который телевизионщики бросили с автобусной крыши, чтобы получше заснять эту драку для воскресной молодежной программы. Жаль, что я уже не могу увидеть ее по телевизору, потому что во время этой драки наступило 29 февраля, мой последний день… Очень жаль. Я с удовольствием посмотрел бы в видеозаписи, как взлетали над свалкой громадные кулаки Андрея Ивановича, обозленного тем, что ему растоптали веник, как Дроздову нос расквасили и тот отрезвел и как царицу Тамару перетянули цепью пониже спины по лисьим хвостам… Поделом им! Не хвостам, а Дроздову с царицей!
А в замедленной записи я еще раз взглянул бы, как сдали нервы у крекеров, когда на подмогу «Науке и мысли» выскочил сам марсианин, размахивая выломанными перилами от лестничного пролета гостиницы. Кто-нибудь видел генерала в драке? С перилами? Я — нет. Это страшно. Крекеры тоже не видели. Они не выдержали этого зрелища и побежали к своим мотоциклам, но там их уже встречала усиленная милицейская опергруппа, подрулившая на «черном воронке». В итоге, как я и предсказывал, были проколоты шины у двух мотоциклов, разбиты четыре фары, семерых крекеров загребли, а остальные рассеялись в пространстве, как нечистая сила после шабаша.
В вестибюле гостиницы сейчас развернут временный медсанбат. Меня туда тоже вносят. Подсчитываю потери с нашей стороны: нос у Дроздова, у Ашота фонарь под глазом, оконная рама вынесена, а у ревизора Ведмедева, который в драке вообще не участвовал, почему-то перевязана голова. Да еще разбит до крови кулак у Андрея Ивановича — над ним склонилась окривевшая на один бок царица Тамара, смазывает кулак йодом и нежно на него дует, а Андрей Иванович делает царице рискованнейший комплимент, которому его научил Павлик: «У вас с ней, Андрей Иванович, все будет в порядке. Вы только с восхищением ей шепните: «Какой у вас шикарный станок, Тамара Григорьевна!» Но обязательно по имени-отчеству. И сами увидите, что она ответит на это».
Итак: «Ах, какой у вас шикарный станок, Тамара Григорьевна!» — боязливо произносит Андрей Иванович. На что Тамара Григорьевна скромненько отвечает: «Именно с вашей высокой квалификацией на нем работать, Андрей Иванович!»
Пока эти флиртуют, остальные решают: что же делать со мной, когда в моей комнате раму вынесли? Где мне теперь коротать зимнюю ночь со своей бессонницей? Санитары в это время уносят Ведмедева в «скорую помощь», он что-то пытается мне объяснить на ходу, но я не совсем улавливаю…
«Безобразие! — жалуется дежурная синяя дама полтавскому сержанту (тот уже успел удрать из больницы в новенькой форме, доставленной ему коллегами). — И это интеллигентные люди!? Пьют! Матерятся! Дебоширят! Человека из окна выбросили!» — «Так це ж не людина, — объясняет ей полтавский сержант. — Лікар сказав, що в нього якесь ведмеже серце, та ще йз іншого боку. До того ж він не має до неі ніяких претензій». — «Тогда пусть она за раму заплатит!» — возмущается синяя дама.
Что оказывается… Оказывается, пока мы были на кладбище, Ведмедев спьяну перепутал свой номер-люкс с моим, разлегся на моей постели, а когда обозленная Татьяна, успевшая поссориться с марсианином, вернулась из Дома ученых и вошла в мою комнату, чтобы положить грелку в постель, наш ревизор принял ее за горничную… Татьяну — за горничную!.. Представляю! Наверно, он спьяну решил, что находится где-то в Европах, произнес соответствующие слова насчет «постели с грелкой» и даже попытался ущипнуть эту милашку пониже спины… Татьяну — за грелку!.. Представляю, как он тут же без всяких китайских предупреждений был выброшен в окно боевым приемом самбо с подножкой через бедро!.. И хотя подобные ситуации хороши только в кино, а в жизни выбрасывание человека из окна, как минимум, пахнет статьей о злостном хулиганстве, но Ведмедев, узнав, что был выброшен лично внучкой академика Невеселова, снял все претензии и счел за честь.
Короче, меня решают перевести в освободившийся номер Ведмедева, и я сейчас стою у окна и разглядываю медленный снег. Ночь. Сна ни в одном глазу. Наши внизу прощаются с Космонавтом и Телеведущим, а полтавский сержант с помощью синей дамы запихивает в телевизионный автобус хнычущего приблудного мальчишку, чтобы его отвезли ко впавшим в отчаяние родителям, которые с вечера ищут его баграми на дне взломанного водохранилища… Ишь, эликсир молодости… Сопли утри… Уезжают. В комнату боязливо заглядывает Татьяна. Я даже не оборачиваюсь. Не удостаиваю. Я злюсь на нее. Выбрасывать человека из окна — это, знаете ли… «Тебе плохо, дед?» — «Нет, мне хорошо». — «Ну чего ты сердишься, дед?» Молчу. Она уходит. Наверно, ей в самом деле пора замуж. Наверно, она здорово обидела марсианина, если он даже не зашел попрощаться со мной… Впрочем, что я ему? Снежинки влетают в комнату через открытую форточку, а я пытаюсь сообразить, на чем мы завтра уедем домой, если наш автобус разбит?.. Опять же, зачем мне автобус, если я до завтра не доживу?..
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Под моим окном прогуливаются Андрей Иванович с Тамарой Григорьевной, а гостиница не спит и подслушивает, как он признается царице в любви, вместо того чтобы тащить на все согласную