угодно было распорядиться таким образом, что Маракуц, четверо его лбов, а также мэр города Печеньев с двумя спецназовцами и Котов с Ульяной оказались в одной ложе напротив подиума, по которому отрабатывали дефиле тощие манекенщицы. По мнению Василия, ни одна из них не могла даже сравниться с Ульяной по красоте и женственности.

Василий ни за что не стал бы поднимать шум, хотя и узнал «шестерок» Маракуца: чернявого, со шрамом на лбу, и белобрысого, подбритого по моде «селедка». Однако именно они начали бузу, грубо предложив подошедшей паре пересесть на одно место левее. Васю они не признали, все же одет он был «от кутюр». Но его задело, что придется уступать Маракуцу, которого он когда-то с Матвеем учил «уму-разуму», и, как оказалось, впустую: бывший вор в законе по кличке Боксер не изменился, вполне искренне считая, что этот мир принадлежит ему. Точно так же думали и его служки.

— Мы сядем на свои места, — тихо сказал Василий, предлагая Ульяне кресло.

— Сдвинься, фраер! — сдавленно просипел белобрысый. — Здесь будет сидеть босс. Перо схлопочешь после фильмы…

Вася покосился на Ульяну, делавшую вид, что ничего не происходит, хотел было последовать совету и пересесть, но передумал. Сказал еще тише, прямо в ухо квадратному:

— Отвали, урка, карасем[193] сделаю! И не поднимай кипеж, твой босс не лучше моего короля[194]. Усек?

С этими словами Вася уселся рядом с Ульяной, не обращая внимания на шум за спиной.

Пришел мэр со своими защитниками, потом Маракуц, сел со стороны Василия, никак не прореагировав на торопливую скороговорку подскочившего охранника. И началось представление.

Василий посмотрел его с удовольствием, отключившись от мирских дел, от присутствия мерзких соседей, вслушиваясь только в голос Ульяны и всматриваясь в ее профиль. Надо отдать ему должное: он успевал посматривать и на подиум. Но напрасно он посчитал инцидент с соседями исчерпанным.

Их перехватили возле машины все те же клевреты господина Маракуца. Вася предчувствовал это и мог бы уйти в любой момент, с шумом или без оного, однако с ним была Ульяна, и это заставляло его искать другие пути решения конфликта.

— Ну? — осведомился он спокойно, продолжая поддерживать спутницу под локоть.

— Я же тебя предупреждал, — прошипел белобрысый. — Помнишь ресторан «Салтыков»? Вот мы и встретились. Отпусти руку… руку отпусти, говорю!

Вася отпустил, и белобрысый завалился лицом вниз. Трое его приятелей молча смотрели то на него, то на противника, который, казалось, не сделал ни одного движения. В этот момент из-за мощных спин телохранителей вышел Николай Савельевич Маракуц, безучастно глянул на скорчившегося парня, перевел взгляд на Котова.

— И все же, где я тебя видел, малый? Никак не припомню.

— Вы ошиблись, — любезно ответил Вася. — Разрешите пройти? Мы с дамой спешим.

— Он же Серого примочил… — заговорил чернявый «квадрат» со шрамом.

Маракуц повел бровями, и тот замолчал.

— Где-то я тебя определенно встречал. Может, сам скажешь?

— У меня память тоже слабая, — ухмыльнулся Вася.

— У тебя что, паря, крыша поехала? — угрожающе придвинулся чернявый.

— Не, арендована, — спростодушничал Вася. — Так мы можем пройти? Не хотелось бы принимать крутые меры.

— Он какого-то короля вспомнил, — шепнул Маракуцу глыбистый телохранитель справа.

— Так на кого ты работаешь, голубчик? — Николай Савельевич был настроен почти мирно, но уже закипал. — Намеки какие-то делаешь… жесты ненужные… В Рязани-то другие законы, мы не любим таких шустрых и независимых. Что за контора тебя прислала? Зачем? Говори, не стесняйся, ты же не хочешь, чтобы мы твоей даме сделали больно.

— «Чистилище» меня прислало, — буркнул Василий, теряя терпение. Безошибочно ткнул Маракуца в четвертое межреберье от средней грудной линии, в точку тянь-чи, регулирующую перикард. Затем мгновенно обошел остальных сподвижников Боксера, усыпляя их уколами в точки на шее и на затылке. Угрюмо буркнул молча стоявшей Ульяне, проследив за картинным падением всей пятерки:

— Извини, не сдержался. Куда тебя отвезти?

— А разве ты не останешься ночевать? — задумчиво спросила Ульяна, по-новому разглядывая Котова.

Вася медленно повернул к ней голову, взглядом спрашивая, правильно ли он ее понял, и почувствовал себя вознесенным на седьмое небо. Правда, во время вечерней беседы девушка отрезвила его, заметив, что вполне можно было избежать открытой конфронтации. Вася скрепя сердце согласился. В отличие от людей Внутреннего Круга, обладающих всеми формами сознания и внушения, он пока владел управлением среды лишь на уровне рукопашного боя.

— Чего же ты не вмешалась, если могла предотвратить конфликт в зародыше иным способом? — с обидой сказал он.

— Во-первых, хотела посмотреть, как это сделаешь ты, — ответила она с обезоруживающей улыбкой. — Если не возражаешь, я научу тебя «технике внутренней улыбки», исключающей любые конфликты. Во-вторых, я все же немножко вмешалась.

— Не понял. Когда?

— А разве ты не заметил, что они не обратили на меня практически никакого внимания? В то время как в практике бандитов самое естественное в подобных случаях давить на мужчину через женщину. Пригрозили бы убить меня, пытать или… там, изнасиловать… — Ульяна искоса глянула на Васю. — Ты бы и сдался.

— Конечно, сдался бы, — остыл Василий, отвечая ей в тон. — А что ты им внушила?

— Что я старая карга, хромая, слепая и крючконосая.

Василий засмеялся.

— Представляю! К сожалению, я внушением на таком уровне не владею. Да и Соболь тоже не сразу овладел этой вашей «техникой улыбки», насколько я помню.

— Да, не сразу, — кивнула Ульяна. Легкое облачко легло на ее лицо. — Тебе не кажется, что Матвей… как бы это сказать… проповедует в последнее время эскатизм? Стремится уйти от реальности, уклоняется от нормальной общественной жизни, тяготеет к абстрактным рассуждениям? Не замечал?

— Что-то в этом есть, конечно, — промямлил озадаченный Василий. — Но не в такой уж степени… Соболев есть Соболев, он всегда был не от мира сего. А что?

— Да так, ничего, — задумчиво проговорила девушка. — Он остается незавершенным… Что же будет, когда он пройдет Путь