обратился Александро к публике. — Разве это хорошо?

— Убью… Убью этого… — мужчина запнулся, не подобрав слова. — Этого болвана, осла!

— Знаешь, что я тебе скажу, Джулио?.. — улыбнулся ему Александро.

Да, да, он обращался к степенно-чинному Джулио, другу юности тетушки Ариадны.

— Что, что еще скажешь, болван? Посмей только!..

— Люблю тебя, Джулио.

— Катись отсюда со своей любовью, корова… — оглядел Александро. — Корова тощая!

— Знал бы ты, как я тебя люблю!

Распалившись, Джулио, не найдя ничего, стащил с ног ботинок и запустил в Александро, но промахнулся. Александро поднял ботинок, почистил его своим платком и протянул молодому человеку в первом ряду.

— Вот это и есть настоящая любовь! Передай ему, пожалуйста.

— Надену его, как же, опоганил своими руками, мерзавец!..

— Вот она — ненависть. — Александро указал на Джулио. — А вот — любовь! — И он ткнул себя рукой в грудь. — Что, по-вашему, лучше? И все равно люблю тебя, Джулио.

— Мы что, собрались смотреть на ваш флирт? — не выдержал кто-то.

Джулио засмеялся и махнул рукой:

— Эх, что говорить с болваном…

— Кем бы я ни был, — Александро погрустнел, — хоть болваном, хоть наоборот, все равно люблю вас… Гляжу на вас, и сердце разрывается, так удручает, так ранит душу любой ваш неприглядный поступок, и все же люблю вас. Эх, знали бы вы, какое это чудесное, какое прекрасное чувство, если бы только знали… Некогда и я, подобно вам, любил лишь своих близких, но потом внезапно в душе моей распустился необычный цветок, появился росток любви, ну, догадались, росток чего?

— Мака!

— Нет, быстро увядает.

— Подснежника!

— Слишком хрупкий.

— Георгина!

— Не в меру пышный.

— Розы!!!

— Банально.

— Чего же тогда, чего?!

— И внезапно в душе моей распустился необычный цветок — цветок кактуса, в моей душе вырос кактус любви, колючий, с шипами, но как сладостен был каждый его укол! Вот и сейчас… гляжу на вас — и колет, колет…

— Брось, не обращай внимания!

— Как не обращать — колет ведь! Если бы знали, как я люблю вас, ка-ак — не представляете… — И внезапно преобразился. — Только не воображайте, что нравитесь мне! Ах нет, нет, отлично знаю, что вы собой представляете, и все же… Люди, взгляните-ка вон на них — они вместе пришли — Винсентэ и Антонио. Что таить, раньше терпеть не могли друг друга. Винсентэ не сомневался в своем превосходстве над Антонио, а Антонио не выносил Винсентэ из-за его спеси… Но в жизни всякое случается, породнились и, сами видите, стали неразлучны, — растрогался Александро. — Мы очевидцы их дружбы — и пьянствуют вместе, и к скверным женщинам шляются вместе, а в карты теперь просто так режутся — на деньги больше не играют… И я спрашиваю вас: если б Винсентэ не избрал постоянной спутницей жизни прекрасную Джулию, разве не были бы они с Антонио по сей день как злая кошка со злой собакой? Верно ведь, Винсентэ?

— Врежу тебе по зубам…

— Успокойся, Винсентэ, успокойся, знаешь же — чокнутый…

— Весьма кстати напомнил мне о зубах. Люди, не ешьте друг друга! Не кусайтесь, не грызитесь, будьте как голубок с голубкой… Не ссорьтесь, не надо! Некий мудрец сказал: когда двое ссорятся — виноваты оба. Это истина, дорогие, и вам следует уметь прощать иной раз. А вы сразу кулаки в ход, в драку лезете, разве это хорошо? Дайте слово, что отныне будете великодушно прощать друг друга. Обещаете мне, люди?

— Обещаем, обещаем, — зал надрывался со смеху.

— Ага-а, потешаетесь? — Александро задумчиво помолчал и вдруг указал на кого-то пальцем: — Вот ты, Микел, и ты ведь обещаешь?

— А как же! — оскалился верзила.

— Поклянись!

— Клянусь душой и телом!

— Верю тебе и потому выдам маленькую тайну. Ты, конечно, простишь виновного?

— Да, а как же? — оживился Микел и насторожился.

— Тогда подойди к Кумео и пожми ему руку.

— Зачем?

— Пожми, пожми.

Кумео посерел, со страхом уставился на верзилу, который, пожав ему руку, уселся на место.

— Ну, говори.

— Что ж, коль скоро ты проявил великодушие… — торжественно начал Александро. — Два дня назад, когда ты, пьяный, отсыпался на улице, красавчик Кумео снял с тебя золотую цепочку.

— Ну да! — Микел непонятно ухмыльнулся и метнул взгляд в Кумео. — А если поцелую, клятвы не нарушу?

— Наоборот, возвысишь себя, дорогой мой человек. Подойди поцелуй…

— Не надо, чего меня целовать! Не хочу! — запротестовал Кумео.

— Нет, облобызаю тебя, должен… Как по-вашему, — Микел обратился к публике, — заслужил он поцелуй?

— Заслужил! Заслужил! — заорали самые нетерпеливые.

— Нет, нет! — завопил Винсентэ: Кумео приходился ему двоюродным братом.

— Нет, нет и нет! — поддержал его Антонио.

— Пусть целует! Пускай целует! — требовало большинство, а Микел нежно обхватил Кумео за голову, изумив всех, — неужто вправду поцелует? — и ударил его головой прямо в нос.

Кумео растянулся между рядами, Микел добавил еще два пинка и не пожалел бы третьего, но скорый на расправу Винсентэ перемахнул через чьи-то головы-плечи и прыгнул на Микела. Оба повалились на Кумео, там в тесноте волю дать рукам не удалось, и Винсентэ разодрал Микелу щеку.

— Клятва, Микел! Как же клятва! — негодовал Александро. — Где твое слово!

Джузеппе, который только этого и дожидался, налетел на дравшихся, схватил того, кто оказался поближе и швырнул через четыре ряда. Винсентэ угодил в какую-то женщину и повалил ее вместе со стулом. Ее возмущенный муж живо снял с себя широкий ремень и огрел обидчика по лицу. Винсентэ в ярости совсем другому дал ногой под зад, а следом за ним пнул человека и подоспевший ему на помощь верный Антонио.

Тут к Джузеппе пробился тщедушный парнишка и ловко, изящно двинул его в челюсть. Джузеппе рухнул. Это было равносильно чуду, но кому сейчас было до чуда — сумятицей умело воспользовался деверь Розалии: подкрался к степенному сеньору Джулио сзади и стукнул кулаком по голове…

Женщины визжали, вопили, наиболее разумные ринулись к выходу…

Беспорядком воспользовались все, у кого имелся на кого-нибудь зуб, в кутерьме и давке каждый лупил своего недруга, и драка приняла всеобщий, массовый, грандиозный характер.

— Люди! — взывал со сцены Александро. — Неужели вас так накалила моя умиротворительная речь?!

Но в зале все смешалось, происходило невероятное, люди дружно бранили и колотили друг друга, и даже, представьте себе, Винсентэ, весь в крови, остервенело, всласть топтал Антонио.

— Чего вы с ума посходили, люди?! — пытался образумить сограждан Александро. — Развлекаться пришли в конце концов!

— Здесь, в вашем городе… — Доменико был смущен, — пожалуйста, не поймите меня как-нибудь не так…мне просто любопытно… есть ли воровство?

— Здесь, в нашем городе? Нет, что ты, — оскорбился Тулио. — Бывает, понятно, но редко, очень редко.

— А