Генри готов был поспорить на что угодно: когда он садился на поваленное дерево, земля вокруг была такой, как и надо в конце зимы, – подтаявший лед, а под ним слой разбухших, уже почти неузнаваемых прошлогодних листьев. Но сейчас на этой самой ледяной земле росли подснежники.

Он потянул воротник рубашки. Для одного дня все это было определенно слишком. Генри зажмурился, потер глаза – цветы не исчезли. Наоборот, белый колокольчик подснежника раскрылся с тихим чмокающим звуком прямо у него на глазах, будто какая-то сила тянула в стороны его лепестки. Мертвый, замерзший ствол, на котором сидел Генри, за это время оплели стебли голубых цветов, похожих на крошечные звезды. Генри вскочил. Ему хотелось сбежать от этих цветов как можно дальше; у него было чувство, что сейчас они оплетут ему ноги, повалят на землю и затянут под нее. Но тут он различил вдалеке слабый звук, и, прежде чем успел убедить себя, что безумные цветы – точно не его дело, ноги уже повели его в ту сторону.

Чем ближе он подкрадывался, тем больше понимал, что подснежники – это еще цветочки по сравнению со всем остальным. Растений с каждым шагом становилось все больше, лед на земле корежило изнутри, из-под него вылезала трава, ростки цветов, ползучие стебли, которые немедленно начинали оплетать деревья. Воздух пах не снегом, а зеленью, пыльцой и древесным соком. А звук все приближался – надрывный, захлебывающийся. Сначала Генри принял его за голос птицы, но скоро понял: это рыдания. Кто-то плакал с такой силой, что казалось, будто он сейчас подавится воздухом насмерть. А вскоре Генри различил впереди и того, кто издавал все эти звуки.

На поляне в окружении пышно-зеленых деревьев и цветов всевозможных оттенков сидела девушка в белом платье. Точнее, недавно оно было белым, а теперь его покрывали потеки грязи. Перчатки и туфли, которые валялись рядом, выглядели не лучше. Волосы у девушки растрепались, под ногтями была черная кайма, лица Генри не видел – она прижимала к нему ладони. Генри бесшумно переместился за дерево. Он понятия не имел, что делать.

И тут девушка уронила руки на колени. От слез ее лицо опухло так, словно ее укусила пчела, но Генри все равно узнал: это была дочь Ингрид и Уилфреда. Девушка, потерявшая туфлю.

Сам Генри не решился бы вылезти из-за дерева. Вряд ли она хочет, чтобы ее беспокоили, наверняка у людей слезы – очень личное дело. Но он, увы, забыл про свой золотой жилет. Первый же луч солнца отразился от него так, что Генри чуть за голову не схватился. Ни один охотник в таком виде из дома бы не вышел. Это все равно что весь лес оповестить: хей, а вот и я!

Девушка молниеносным движением вскочила, сунула ноги в туфли, натянула перчатки, одной рукой закрутила и подоткнула волосы, а второй схватила веер и раскрыла перед лицом. Все это она проделала с такой завидной скоростью, что вполне могла бы голыми руками ловить лососей. Генри спрятался обратно за дерево, но было уже поздно, и он осторожно выглянул.

– У меня нет оружия, – сказал Генри, потому что больше ему ничего в голову не пришло.

– Простите. Ухожу, – прошелестела девушка и начала боком продвигаться к краю поляны, с каждым шагом все выше поднимая веер.

– Это… – Генри прокашлялся. Он знал, что его вопрос прозвучит страннее некуда. – Это ты вырастила… ну… цветы?

– Нет. – Она говорила так тихо, что в этом шепоте Генри с трудом различал слова.

Она продолжала мелко переступать ногами в своих ужасных туфлях, но на земле теперь, явно не без ее участия, было такое переплетение стеблей, что через несколько шагов она оступилась и села на землю. Веер она уже почти положила себе на голову, будто надеялась, что он превратится в шалаш, где можно скрыться и пересидеть, пока все не закончится.

Когда нависаешь над кем-то, выглядишь угрожающе, и Генри сел на землю. Он уже все понял. Кажется, сегодня и правда особенный день.

– Поздравляю. У тебя отличный дар.

– Я… Я просто гуляла, – раздалось из-за веера. – Цветы уже тут были. В этом году просто… очень ранняя весна.

– У тебя вокруг ноги оплетается уже третий стебель, – сказал Генри. – И у меня, кстати, тоже. Можешь их остановить?

Ответа не последовало. Девушка, наверное, надеялась, что все как-то само утрясется, и Генри понял, что пора брать дело в свои руки. Он спихнул с ног вьюнок, подошел и осторожно отвел веер вниз.

– Брось, я тебя уже видел. Послушай меня, ладно? Я… нет, не я, у меня есть один друг, у которого тоже есть дар. И он мне сказал, что надо просто уметь держать себя в руках. Любой дар можно контролировать, надо только понять, как он работает.

Девушка во все глаза смотрела на него, смотрела так, будто не могла поверить в то, что он правда с ней разговаривает. Слезы ползли по ее лицу, заливались в рот, но она будто не замечала.

– Чего ты плачешь-то? – спросил Генри. – Ты же, наверное, и что-то съедобное можешь вырастить. Яблоки там или орехи. Может, даже два урожая за год. Это надо проверить.

Девушка издала невнятный звук. Генри с трудом понял, что это, видимо, смех.

– Если это хороший дар, какой же тогда плохой, – хрипло выдавила она, и Генри изобразил на лице что-то вроде улыбки. Ей не стоило знать, каким может быть плохой. – Сердце, что, правда нашли?

Генри кивнул. Ему казалось, эта новость должна вызывать у людей радость, но девушка застонала и согнулась так, будто ей сломали позвоночник.

– Мне конец, – выдохнула она. – Я думала… думала, это какая-то болезнь. А она не пройдет, да? Позавчера началось, почти все цветы у меня в комнате разрослись, как никогда в жизни. Я их в окно выбросила, но сегодня после завтрака, после того, как… Я вышла в сад, и вот, они везде. – Теперь она выталкивала слова так, будто не могла остановиться. – Мама меня наверняка ищет. Мне нельзя выходить одной.

– От чего-то они ведь растут сильнее, так? – спросил Генри, и на щеках у нее вдруг проступил румянец, хотя на таком красном от слез лице это казалось невозможным.

– Когда я что-то чувствую. Сильнее, чем обычно, – пробормотала она, затравленно глядя на него. – Грусть, или страх, или… Неважно. Я даже не могу вернуться домой! Мама увидит. И те, кого по дороге встречу. Позор. Мама спросит про платье. Про туфли. Про всю эту грязь! Девушка должна всегда быть грациозной и сдержанной, а не…

Она опять зарыдала, попытавшись накрыться веером, но Генри его крепко держал. На деревьях громко начали лопаться почки, которые еще не раскрылись.

– Хочешь, я тебе помогу добраться домой так, чтоб никто не заметил? Можем влезть в окно, – предложил Генри, вспомнив, как они с Джеттом когда-то пролезли на постоялый двор. – А потом ты успокоишься, и мы вместе подумаем, что делать.

Девушка перестала плакать, выдохнула – и все вокруг замерло: все цветы, все деревья. А потом ей будто пришла в голову какая-то мысль, и она сняла с шеи нитку блестящих камней и протянула Генри.

– Этого достаточно?

– Оставь себе. Что мне ими, орехи колоть? – Он отвел ее руку. – Не надо. Я помогу, как говорят скриплеры, совершенно без всякой платы.