теплой. Габриэль прислонилась к нему и на мгновение закрыла глаза. Геларион заколебался, потом обвил ее рукой.

— Смотри, — прошептал он наконец, — вот кладовые.

— Я догадалась по запаху, — хрипловато сказала она. Юноша встряхнул неосторожную спутницу:

— Не так громко! С этой стороны есть вход для торговцев, привозящих снедь. Вторая дверь со стороны дворца. В это время здесь проходят…

— Ладно, ладно, я поняла, — оборвала его Габриэль. — Теперь куда?

— В покои царицы, — ответил Геларион, прошел несколько шагов вдоль стены и свернул в сторону. Запах яблок стал слабеть.

— Нам наверх? — с тревогой спросила Габриэль.

— Конечно, наверх. Вид из окна должен радовать глаз царицы, разве нет?

— Ох, пора бы мне это запомнить! — простонала бедняжка.

Луна показалась из-за облаков, и девушка сумела рассмотреть дворец и окружающие его стены, которые поражали толщиной и были похожи на крепостные. «Здесь вполне могут ходить часовые», — не без тревоги отметила Габриэль. Дворец же поражал своей незащищенностью: открытые ставни, распахнутые двери, широкий перистиль у самой земли и три ряда удобных балконов. Многие комнаты были освещены, свет падал и на ограждения балконов. Даже дворец Одиссея на Итаке выглядел более неприступно. Геларион коснулся волос спутницы, привлекая ее внимание: тучи заслонили луну, и тьма снова скрыла все очертания.

— Мы не полезем по балконам, а? — вздохнула Габриэль.

— Нет, но и внутрь не зайдем. Пошли обратно! — он схватил девушку за запястье и довел почти до кладовых. Здесь стоял слабый, но отчетливый запах старой золы, а в темноте чернело что-то шершавое и грубое на ощупь.

— Это печь, — объяснил юноша. — Зимой здесь готовят еду, и огонь обогревает каморки слуг.

— Ну и что? — спросила Габриэль, но в ответ получила только белозубую усмешку. Через секунду она поняла: — Нет! Я туда не полезу! В трубу?!

— Мне говорили, ты сильная. Это же легко: спиной упираешься в стенку, а ногами…

— Потом вылезаешь черная-пречерная и так являешься к царице.

— Говори потише, — прошипел Геларион и замолчал, прислушиваясь. Все спокойно. — Не забывай, мы уже во дворце, а тут царит чистота. Каждую весну трубу усердно чистят, уж я-то знаю. В детстве я отскребал верхнюю часть, мне за это платили.

— Все равно я не…

— Лезешь первая или вторая? — перебил он и снова сверкнул зубами. — Там могут быть пауки.

— Так что либо я сама рву паутину, либо все пауки сыплются на меня. Лезу первой, — рассудила Габриэль прежде, чем юноша успел что-нибудь добавить. — Если я упаду, ты меня поймаешь.

Геларион изысканно поклонился и махнул в сторону печи. Кратоса поблизости не было. Габриэль вдруг вспомнила, что не видела мальчугана с тех пор, как он скрылся у кладовой, но, продолжая путь вверх по трубе, она стала подозревать, что Кратос возглавляет движение. Стенки были удивительно гладкими и пахли только прошедшей обжиг глиной и — едва уловимо — древесным дымом. Пауков не оказалось, но один раз ее пальцы все-таки запутались в липких нитях. Габриэль передернуло, она вытерла руки о собственную одежду и мужественно продолжила путь.

Кратос и правда ждал наверху, вжавшись в угол между трубой и низкой оградой, шедшей по периметру дворцовой крыши. Габриэль уселась рядом с ним и попыталась отдышаться. К ее великому неудовольствию, вылезший следом Геларион даже не запыхался. Он склонился к уху брата и прошептал:

— Тут все спокойно?

Мальчуган кивнул и добавил:

— Слуга приходил поправить постель. Тезей иногда ночует здесь, под навесом.

Габриэль подошла к краю крыши и выглянула наружу. У противоположной стены, находившейся отсюда на порядочном расстоянии, виднелся провисший навес.

— Под ним покои царя, — выдохнул Геларион. — Вниз ведут ступени. На нашей половине дворца расположен тронный зал и покои царицы. Не знаю, сколько там комнат, но никак не меньше шести, считая спальню. Я могу отвести тебя в личную столовую Ипполиты или в ее опочивальню.

— Не знаю, что мне нужно. Может, и туда, и туда, — неуверенно произнесла девушка.

— Могу и так, — ответил Геларион, легко поднялся и протянул ей руку. Тонкий луч луны скользнул по крыше и медленно угас. В его свете Габриэль успела разглядеть, что юноша не грязнее, чем до путешествия по трубе, а на его руках не осталось и следа сажи. Ее одежд коснулся Кратос:

— Я буду ждать вас здесь: вдруг понадобится помощь или посланник.

— Хорошо, — шепнула девушка. Наверху с мальчуганом вряд ли что случится. «Ни с кем ничего не случится», — твердо сказала Габриэль самой себе и двинулась вслед за Геларионом, пробиравшимся по темной крыше.

У начала узкой лестницы юноша остановился, обернулся и придирчиво оглядел свою спутницу. Спрятав ее волосы под покрывалом Элизебы, он приказал ей держаться поближе и понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Девушка осторожно и неуверенно начала спуск.

Коридоры дворца были расписаны куда богаче и пышнее, чем во владениях Пенелопы, а здание хранило благородный отпечаток времени. Афинский дворец возвели по меньшей мере на сто лет раньше, чем на Итаке, и трудились над ним лучшие архитекторы и строители Греции. «Жаль, что мне не удастся осмотреть его хорошенько», — подумала Габриэль, а юноша нетерпеливо потянул ее за конец покрывала, заставляя прибавить шагу.

Время от времени она слышала голоса, но все они раздавались где-то далеко или за закрытыми дверями. У каждого поворота Геларион замирал и настороженно прислушивался. Иногда он возвращался назад и заглядывал в коридор, который они уже миновали. Однажды он вдруг резко замахал и втащил Габриэль в какую-то нишу, спрятавшись за тяжелыми занавесями. Ничего не случилось, и чуть погодя юноша продолжил свой путь.

Наконец он остановился и положил руку на затейливой работы засов:

— Комната для приемов, — прошептал Геларион и приник ухом к деревянной двери. Габриэль беспокойно оглядывалась, но, к счастью, коридор был пуст. Ее проводник отодвинул засов, легко толкнул дверь и втащил девушку внутрь.

Они очутились в небольшом, едва освещенном зале, где на столе у балкона стоял единственный светильник в виде поднявшейся на дыбы лошади, рядом стоял изящный стул с высокой спинкой. «Трон царицы», — догадалась Габриэль. У самой двери располагалось низкое ложе, на покрывале вышиты конские фигуры. «Имя Ипполита означает лошадь, вот почему амазонка украсила свои покои изображением коней», — пробормотала Габриэль в задумчивости, но юноша тут же зашипел на нее, заставив замолчать. Геларион действительно хорошо знал дворец. Он поднял руку, приказывая девушке оставаться на месте, обошел трон и растворился в темноте. Не успела она сосчитать до четырех, как воришка вернулся.

— В соседней комнате свет, в следующей тоже. Это личная столовая и спальня. Там дверь, — прошептал он, указывая вправо.

«Да