Одна в каюте, пропахшей машинным маслом и соленым запахом моря, Линетта терзалась неопределенностью. Ей вдруг пришла в голову ужасная мысль, что ее отец мог быть преступником.

Что, если он совершил что-нибудь страшное, и теперь маркиз везет ее в Англию, чтобы она расплатилась за преступление отца?

Нет, одернула она себя, такого не могло быть.

Ее мать всегда говорила об отце как о замечательном человеке, она никогда бы не стала оплакивать кого-то, кто не соответствовал бы ее идеалам и представлениям о том, что хорошо и что дурно.

Но почему тогда маркиз был так мрачен и угрюм? Почему он больше не говорил ей о своей любви, не просил выйти за него замуж?

Все было слишком сложно и запутанно, чтобы Линетта могла найти какое-то объяснение.

Девушка все больше и больше погружалась в уныние. Становилось все труднее сдерживать слезы, а боль в груди возрастала с каждым разом, когда маркиз приближался к ней.

Когда они прибыли в Дувр, шел дождь, небо заволокло тучами, и Линетта с горечью подумала, что красота и солнце Парижа померкли навсегда.

Что ж, ей придется столкнуться лицом к лицу с реальностью и принять жизнь такой, какова она на самом деле.

«Господи, не дай нам обнаружить что-нибудь ужасное про папа, – шептала она. – Пусть он будет честным, благородным, прекрасным человеком, каким я всегда его считала».

Они снова сели в поезд. Этот способ путешествия был куда более быстрый, чем путешествие в почтовой карете.

Разговор между ними не клеился. Маркиз поинтересовался, удобно ли она сидит, не проголодалась ли, – и все.

Они были в купе одни, и по временам Линетту охватывало безумное желание броситься в объятия Дарльстона и умолять его успокоить ее, сказать, что она ему по-прежнему дорога.

«Что на свете еще имеет значение, кроме нашей любви», – хотелось ей сказать маркизу.

В отчаянии Линетта жестоко корила себя за то, что, отказавшись от счастья, обрекла себя до конца дней на одиночество и тоску.

«И почему я была так глупа? – говорила она себе. – Почему я не приняла то, что посылала мне судьба, и не удовольствовалась этим?»

Но тут она вспомнила о таинственной и чудесной близости с матерью в церкви и осознала, что ее счастье с маркизом в маленьком домике у Елисейских Полей долго бы не продлилось.

* * *

Дело шло к вечеру, когда маркиз достал из жилетного кармана золотые часы и, взглянув на них, сказал:

– Прибываем через десять минут.

– Куда? – в волнении спросила Линетта.

– В Кентербери, – ответил он.

Так вот куда они ехали – в замок, чтобы найти мистера Германа Клегга. Он должен был знать ее отца.

Тысяча вопросов готовы были сорваться с ее уст, но маркиз держался так холодно и недоступно, что Линетте оставалось лишь наблюдать за ним.

Когда на вокзале в Кентербери они вышли из поезда, их уже ожидали несколько человек прислуги. По всей вероятности, маркиз отправил телеграмму перед тем, как они в Дувре сели на поезд.

– Ландо для багажа уже здесь? – осведомился Дарльстон.

– Да, милорд, экипаж ждет. – Неподалеку стояла удобная карета, запряженная четверкой лошадей.

Маркиз молча сидел в углу, с отсутствующим видом наблюдая за мелькавшим за стеклами кареты пейзажем.

Немного погодя Линетта осмелилась спросить:

– Куда мы едем?

– Ко мне домой.

– Ты живешь недалеко от Кентербери?

– Да, – кратко ответил Дарльстон. Наконец карета выехала на тенистую дубовую аллею и остановилась у величественного вида замка из серого камня.

Тем же холодным, отчужденным голосом, каким маркиз обращался к Линетте во время их путешествия, мужчина произнес:

– Жди меня здесь, в карете, Линетта. Мне нужно разобраться кое в чем. Как только я все выясню, тут же вернусь и объясню тебе многое из того, что тебя смущает и беспокоит.

– Поступай как знаешь, – тихо ответила девушка.

Подскочивший лакей услужливо открыл дверцу, и маркиз вышел из кареты.

Затем Дарльстон дал какие-то инструкции кучеру, карета тронулась с места и покатила по широкой усыпанной гравием дороге, пролегавшей вокруг замка.

Обогнув замок, лошади остановились. Линетта опустила стекло и увидела вдали цветущие сады, а внизу за ними озеро. Теплый весенний воздух нежно овевал ее лицо. Девушка медленно и глубоко вдохнула, надеясь, что весенняя свежесть успокоит ее и поможет собраться с мыслями.

А маркиз в это время входил в просторный мраморный холл замка.

– Рад вашему возвращению, милорд, – поприветствовал его дворецкий, забирая у маркиза шляпу и перчатки. – Мы не ждали вас так скоро.

– Я знаю, – кратко сказал Дарльстон. – Где мистер Клегг?

– Я полагаю, в конторе, милорд. Сказать ему, что вы желаете его видеть?

– Не стоит, я разыщу его сам, – на ходу бросил маркиз.

Дворецкий озадаченно посмотрел ему вслед. Такой резкий тон был не свойствен маркизу. Вдобавок он не справился, как обычно, о здоровье обитателей замка, как осведомлялся всякий раз по возвращении.

По широкому коридору маркиз решительно направился в контору управляющего, находившуюся в дальнем его конце, в которой работал мистер Клегг, личный секретарь маркиза.

Герман Клегг был немолодым мужчиной, служившим еще у отца маркиза. Все управление замком и другой собственностью семьи осуществлялось им.

– Какой сюрприз, милорд! – воскликнул Клегг, когда маркиз вошел в контору. – Мы полагали, что вы будете отсутствовать несколько месяцев.

– Я и сам так думал, – ответил Дарльстон, – но я вернулся, чтобы попросить вас объяснить мне это.

Он достал письмо, которое забрал у Линетты, и положил его на стол.

Мистер Клегг быстро пробежал его глазами.

– Оно подписано вами, – сказал маркиз. – Я хочу знать, кто распорядился отправить его.

– Это было распоряжение ее милости, милорд. Она продиктовала мне письмо, а я только отправил его в банк в Оксфорде с просьбой передать это письмо заинтересованному лицу.

– Это все, что вам известно?

– Все, милорд.

Маркиз забрал у управляющего письмо.

– Ее милость у себя?

– В настоящий момент, милорд, она в замке. Она заехала навестить миссис Бриггс, домоправительницу, которая, как известно вашей милости, не совсем здорова. Ее милость прибыла полчаса назад и, должно быть, еще находится у миссис Бриггс.