здесь? — на этот раз голос звучал настойчивей и совсем рядом. Человек, а точнее женщина — это угадывалось по тембру, как будто стояла около самого окна камеры.

Милли нехотя поднялась и попыталась всмотреться. В прямоугольном отверстии виднелся чей-то неясный силуэт. Человек явно присел, чтобы иметь возможность ближе подобраться к камере через окно. Голову женщины покрывал широкий капюшон. Свет падал с улицы сзади на фигуру, из-за чего ни лица, ни волос, ни даже форму черепа не получалось рассмотреть.

— Здесь только я, — решила отозваться Милли. — А кто тебе нужен?

— Ты — Миланья Крафт? — у женщины проскальзывал варварский акцент.

— Да, — ответила Милли, перейдя на варварский диалект. — И я могу общаться на вашем языке. Если так удобнее, можем перейти на этот вариант.

— Нет, — ответила незнакомка на Корсиканском. — Нет смысла. Я не была на родине не один десяток лет. Многое забыла из наших слов. А ты, похоже, правда из Крафтов — образованная.

— Я же уже подтвердила, что я — Миланья Крафт. У тебя ко мне какое-то дело? Владыка ваша что-то хочет? И говори быстрее. У меня почти нет сил. Спасибо вашей владыке.

— Слушай… — незнакомка мялась, подбирала слова. — Ты это… Знала Дженни?

— Да, знала. — при упоминании о бедной девочке больно кольнуло в сердце.

— Можешь рассказать о ней, а? Хоть немного, хоть что-нибудь? Ты скажи, а я воды тебе дам. — с этими словами женщина достала из-под плаща бутылку с живительной влагой и побултыхала содержимое, чтобы пленница могла убедиться в подлинности предложения.

— Я расскажу… Только ты воду сразу дай. Моё горло горит. Бег воды я просто не смогу говорить.

— Нет! Сначала расскажи! — настаивала та.

— Тогда всего доброго. Я же объяснила, что просто физически не могу долго разговаривать.

— Ну… Ну ладно. Держи. — с этими словами незнакомка опустила вниз через прутья окна руку с заветной бутылкой. — Только не обмани. А то я сейчас такой крик здесь подниму. Тебе не поздоровится!

Милли схватила бутылку, открыла и принялась жадно пить. Ёмкость опустела в мгновение.

— Мне и так нездоровится, — сказала Милли, отдавая пустую тару назад. — И если ты поднимешь крик, хуже будет только тебе. Ты же первая нарушила правила, подойдя к заключённому.

— Я… Я… Зачем ты так говоришь? Зачем пугаешь? И… Я же помогла тебе! Ты… Ты ничего не расскажешь?

— Помогла, ха! — хмыкнула Милли. — Ты пришла меня шантажировать водой. Это не бескорыстная помощь. Но стой! — позвала девушка, заметя, что незнакомка собралась уходить. — Про Дженни я расскажу тебе всё, что ты хочешь. Мне дорога память об этой девочке. Думаю, ей было бы приятно узнать, что кто-то среди её земляков ей интересуется. Дженни всё сетовала, что у неё здесь, среди вас, нет друзей. Выходит, есть? Ты знала Дженни?

— Да, да! Я знала Дженни! — заявила женщина с жаром, припав к тюремной решётке. — Расскажи!

— Тогда слушай. Я правда, не совсем хорошо знала эту девочку. Но всё, что могу — поведаю.

И Милли принялась рассказывать. У девушки на секунду промелькнула мысль, что незнакомка — подставное лицо. Что это всё интриги вдовы. Но подумав, Милли этот вариант отбросила. Миссис Таун знала о Дженни куда больше, чем сама Миланья. Да и вопрос с несчастной шпионкой давно закрыт. Для вдовы там не осталось ничего интересного. А значит женщина в капюшоне, стоящая около окна, пришла не по указке владыки. Хотя это конечно странно. Все местные глаза боятся поднять без разрешения хозяйки. А тут незнакомка без спросу разговаривает с заключённой. Ещё и воды дала… Такой риск… Странно… Не иначе, как ей правда дорога бедная Дженни.

И Милли рассказала всё, что знала. Женщина в капюшоне то и дело задавала уточняющие вопросы. Иногда с жаром перебивала. Ей хотелось знать, как выглядела Дженни, как вела себя, что ела, как ходила, что носила. Казалось, незнакомку волнует буквально всё, каждая деталь. Любая мелочь имела значение. И Милли отвечала. Ей не жалко.

— Самое противное, — рассказывала Милли, — что я поняла, какие у ребёнка проблемы, как ей мозг ваша владыка задурила, только когда уже было слишком поздно. Глупышка приняла яд, и сделать уже ничего было нельзя. — Милли сглотнула. К горлу подступали слезы, но плакать не стоит. Слишком много сил забирают рыдания. — Ах, если бы раньше понять, какая каша варилась в голове у девочки! Если бы я только поняла вовремя, что у Дженни промыт мозг самым наглым образом. Как знать, возможно, она не лежала бы сейчас на фамильном кладбище Крафтов.

— Вы похоронили её на семейном кладбище? — женщина тяжело дышала. Она обхватила руками прутья решётки и лицом прижалась к металлу. Казалось, она очень взволнована. Пребывала в сильном возбуждении.

— Да. К сожалению, это всё, что мы могли. Помочь, по идиотскому стечению обстоятельств, не получилось. Эта дурочка покончила с собой, поддавшись пропаганде владыки. И мы решили, что пусть хоть спит в достойном месте. Она всегда хотела быть среди аристократов. Так пусть хоть после смерти… О! Ты плачешь? — Милли услышала всхлипы, доносившиеся сверху.

— Это ничего, — женщина и вправду рыдала, — пожалуйста, продолжай. Расскажи ещё что-нибудь.

И Милли рассказывала. Ещё и ещё. Отвечала на любой вопрос, который интересовал незнакомку.

— Неужели это всё правда? — спросила женщина дрожащим голосом. — Неужели вы действительно так хорошо обращались с Дженни?

— Ну… Во-первых, я с огромной долей вероятности скоро умру. А люди в таких ситуациях врать не склонны. Смысла уже в этом нет никакого. А во-вторых… Не так уж и хорошо мы с ней обращались, если честно. Она была любовницей Крафта и жила в соответствии со своим статусом. Получала не меньше положенного, но и не больше, к сожалению. Повторюсь. Я не смогла вовремя разглядеть, что у ребёнка проблемы. Но почему ты так интересуешься Дженни? Ты её знала? Дружить вы не могли: рабам это запрещено здесь, я знаю. Кто тогда ты? Может, её бывший наставник в этом сектантском концлагере?

Но ответа Миланья не получила. Незнакомка исчезла. Пропала также внезапно, как и появилась.

Следующей ночью Милли находилась на том же месте, почти в том же положении. Девушка опять сидела на полу под окном. Этот день прошёл особенно