лебедей». Плисецкая была удивительным лебедем, её руки (а более выразительных рук балетная сцена не знала) сравнивали с зыбью воды, с переливающимися волнами. Трепещущие руки – настоящие лебединые крылья.

Каждый раз она танцевала лебедя иначе. Даже, танцуя на бис (а такое бывало сотни раз), немного меняла рисунок. Настроение зависело от музыки кто аккомпанировал – рояль, скрипка, виолончель… А однажды Плисецкая танцевала «Умирающего» под вокал Монсеррат Кабалье. Вот тогда балерина вспомнила, что лебеди умеют издавать звуки, похожие на пение и ей казалось, что она слышит песню умирающего лебедя.

Ей дарили лебедей. Сейчас почти вся лебединая коллекция хранится в Бахрушинском музее. Фарфоровые, хрустальные, восковые… А однажды, на гастролях в США, в её гримуборную внесли лебедя, сделанного из свежих лепестков белых роз. Это был подарок Александра Годунова – бывшего партнёра, который стал гражданином США. Плисецкая – воплощённая красота балета. Неудивительно, что её полюбили скульпторы. Лебединые образы Плисецкой остались в металле, в гипсе, в фарфоре…

А многоточие в этом рассказе о лебеде поставит сама Майя Плисецкая: «С детских лет… я чувствовала какую-то тайную связь с лебединым племенем. И не сценически только, но и жизненно. А как можно объяснить обязательные лебединые церемонии приветствия и прощания лебединых стай в дни моих приездов и отъездов в наш литовский дом, стоящий на озере? Только я, приехав, вхожу в дверь – появляются лебеди. И это происходит всякий раз в любое время года…».

Мир

В 1953-м году Плисецкая поехала на первые большие заграничные гастроли – в Индию. Несколько раз она участвовала в программе международных фестивалей молодёжи – в Праге, в Будапеште, в Бухаресте, в Варшаве. Но всё это были поездки в составе «сборных» делегаций, а не гастроли Большого.

А после этого – одна за другой срываются концертные поездки в Финляндию, во Францию… Сложилась странная ситуация. Всех гостей столицы – видных дипломатов, глав иностранных государств – водят на балеты «с Плисецкой». Но железный занавес перед балериной не открывают. Её приглашают на кремлёвские приёмы, сам предсовмина Николай Булганин приглашает балерину станцевать «барыню» – а заграницу не пускают. Наконец, в июне 1956 года пресса объявляет о предстоящем гранд-турне в Англию. В статье перечислены фамилии солистов. Все есть, а Плисецкой нет. Эта несправедливость покоробила даже конкурентов: сорок пять выдающихся мастеров советского балета, во главе с Улановой и Лавровским, написали письмо министру культуры Николаю Михайлову: «Для успеха гастролей присутствие Плисецкой необходимо!». После нескольких унизительных встреч с чиновниками разных рангов Плисецкой дали понять, что в КГБ её сочли неблагонадёжной. Телефонный разговор с тогдашним шефом КГБ Иваном Серовым, кроме нового разочарования, ничего не принёс. Невыездная! В чём причина? Клеймо «дочери врага народа» или нежелание «держать язык за зубами» в присутствии наушников, которых в театральной среде всегда хватало?..

Начальники менялись. И были новые коллективные письма в защиту Плисецкой – в том числе и на имя самого Хрущёва. Наконец, за три дня до отъезда на гастроли в США Плисецкая получает «благословение» нового председателя КГБ Александра Шелепина. Через много лет балерина по памяти воспроизвела его монолог в своих воспоминаниях: «Многое из того, что нагородили вокруг вас – ерундистика. Недоброжелательство коллег. Если хотите, профессиональная зависть. Но и вы много ошибок совершили. Речи свои и поступки контролировать стоит». И в апреле 1959 вместе с Большим балетом Майя Плисецкая на 73 дня вылетела в Штаты. Америка приняла двух советских балетных королев – Уланову и Плисецкую.

Три спектакля танцевала Плисецкая в том турне: «Лебединое озеро», «Каменный цветок», «Вальпургиева ночь». Кстати, платили примам по сорок долларов за спектакль. Оставшаяся часть американского гонорара уходила в доход государства.

Одетта и Одиллия потрясли Нью-Йорк, который не жалел ладоней для московской примы. «Вот «Лебединое озеро», каким задумали его Чайковский и Петипа!», – кричали газеты. А рецензию в «Нью-Йорк таймс» всезнающий критик Джон Мартин закончил многозначительно: «Spasibo, Nikita Sergeevitch!». Американцы влюблялись в Большой балет. Именно тогда на русский балет впервые попал Дуайт Грелл, который посвятит жизнь этому искусству и создаст в Америке фонд «Архив Большого театра».

Плисецкой в Штатах танцевалось хорошо: «Совершеннее сцены старого «Метрополитен-опера», пожалуй, только сцена Большого», – писала она. – «В Большом театре пропорции и конструкция идеальны для классического балета. Может, поэтому я о бегстве не думала». Первые большие официальные гастроли в составе Большого балета прошли триумфально. На Родине ждали новые сражения и новый успех.

Успех

Однажды Майе Михайловне задали банальный вопрос: «Любите ли вы успех?».

– Конечно! Чем больше успех, тем дольше мы можем отдохнуть между танцами!!

Василий Катанян прокомментировал эти слова: «Именно поэтому опытные балетоманы вызывают на поклон не только любимую танцовщицу, но и её партнёра. Чтобы балерина могла набраться сил перед следующим номером, пока партнёр выходит на аплодисменты».

Пекин, Светланов, «Лебединое…»

Одетту-Одиллию Плисецкая танцевала много лет – в любимом Большом и на разных сценах мира. «Плисецкая остается непревзойденной Одеттой-Одиллией, о которой мечтали Чайковский, Петипа и Иванов… Ее перевоплощение из образа Одетты в образ Одиллии выходит далеко за пределы техники», – восхищалась «Юманите» в дни парижских гастролей Большого в 1964-м. Плисецкой удалось создать на редкость непохожих, контрастных Одетту и Одиллию. Когда она появлялась на сцене в образе Одиллии, зрители, как правило, первое время не узнавали в ней ту балерину, которая только что танцевала Одетту. На всех сценах мира этому спектаклю Большого сопутствовал восторженный приём. Но особенно запомнилось балерине «Лебединое…» на гастролях в Пекине, когда она соприкоснулась с искусством выдающегося музыканта – Евгения Светланова.

Рассказывает Майя Плисецкая:

«В Пекине в 1959 году собрались все народные артисты СССР – и из Большого, и из Кировского, всё было очень представительно. И мне надо было танцевать «Лебединое» с ленинградцем Константином Сергеевым. Кстати, он меня завалил на поддержках несколько раз – ну что ж, ничего не поделаешь. Но главное – дирижирует Евгений Светланов. Репетиций не было никаких, а он же дирижер не балетный. Мне-то темпы не важны, я любой все равно поймаю – быстро ли, медленно, слух у меня, кажется, есть. Даже если меня специально захотят «поймать», я все равно в такт попаду. Но то, что предложил Светланов, превзошло все. Оркестр у него звучал не медленно или быстро, как это бывает в балете, – он звучал удивительно мощно, насыщенно. Кстати, когда меня спрашивали, как вам играть, я всегда говорила: «Дирижируйте, как у автора, в нотах. А не то, как в цирке, под ногу». Светланов играл так, как он чувствовал