Пернел слушала в изумлении.

– Вы, значит, еще и обманщик.

Она пыталась оставаться серьезной, но не удержалась от смеха – и тут же улыбка сбежала с ее лица: Хантер продолжал свой рассказ. В тот вечер он наблюдал, как она уехала, все время ждал ее возвращения, а потом вдруг услышал ее крик.

– Вы так быстро появились, я так была обрадована.

– Я вне себя был от ярости, едва сдержался, когда увидел тебя в его объятиях и как ты отчаянно ему сопротивлялась. Никогда прежде я не испытывал такого желания убить человека! Уже ночью меня захлестывали сильнейшие эмоции. Представил вдруг себя на твоем месте – ты ведь совершенно беззащитна. Неудивительно, что при следующей нашей встрече я чувствовал себя медведем с больной головой.

– О, Хантер! – прошептала Пернел, увидев, с какой любовью он смотрит на нее. Ей понадобилось время, чтобы собраться с мыслями: что было дальше? – Вы так восстали против моего самодельного забора.

– Еще бы! Я стремился к открытости в наших отношениях. Наши участки и так разделены кустарником, – зачем же сооружать еще какие-то преграды?

– Вы вели себя ужасно! – улыбнулась Пернел. – Но скоро исправились – явились ко мне полюбопытствовать, как продвигается мой ремонт. Правда, на самом деле вас интересовала посылка.

– Неправда.

– Что – неправда?

– Все неправда, дорогая. Помнишь, я сказал тебе накануне вечером, что не могу соврать? Так вот, каюсь, на следующий же день соврал – придумал эту злополучную посылку.

– Ах, та-ак! И я напрасно осматривала сарай и другие места в поисках несуществующей посылки?

– К сожалению, именно так.

– Но зачем все это?

– Да чтобы скрыть великое смущение. Ты мне нравилась все больше, и я придумал предлог, чтобы заходить к тебе в дом.

– Вот хитрец!

– Ты уж не обвиняй меня, – последнее время я и сам себя обвиняю. Ведь на следующее утро я возился у гаража, только чтобы встретить тебя. Но ты явилась – и я сделал вид, что очень тороплюсь. Ну, подумал и решил – но знаешь, я еще не совсем осознал, что со мной происходит, – «ждать посылку» – самый удобный предлог видеть тебя, когда захочу.

– Вы же звонили по телефону.

– Да, во вторник, среду и четверг. А к пятнице понял, что думаю о тебе и днем и ночью, да так, как никогда ни о какой другой женщине. И даже растерялся немного.

– И потому в тот вечер не приехали, даже не позвонили.

– Понимаешь, до меня дошло – это что-то невиданное, какое-то новое чувство. Я пытался… рассуждать логически, найти объяснение.

– И что же, ваша логика… к чему-то вас привела?

– Увы! Лишь к осознанию полной нелогичности своего поведения: стремлюсь к тебе, а сам не еду. Но к субботе я уже не мог преодолеть этой тяги. Машину оставил на дороге, обошел, как обычно, дом – твое кухонное окно открыто. Ну, я и направился к тебе – узнать о посылке.

– О-ох! – вздохнула Пернел. Теперь и она может признаться. – А я так вам обрадовалась, что ошпарила себе руку.

– Обрадовалась мне? – повторил Хантер. – Любовь моя! – Рука его сжала ее руку. – А как твоя рука сейчас?

– Ты же поцеловал ее! – рассмеялась она.

– Да-да, помню. Я был поражен твоей нежностью… и тем, что сердце мое так билось… Я отпустил тебя, но хотел только одного – снова заключить тебя в свои объятия. И не понимал – почему не делаю этого.

– А потом что же? Понял все-таки? – Она смеялась; путы недоверия к нему совсем уже не мешали ей.

– Только одно я в ту минуту знал совершенно точно: не хочу, чтобы это ушло, кануло, как мимолетное увлечение. Почему теперь, почему ты – объяснить себе я не мог.

– И скоро тебе удалось объяснить? – Голос у нее прерывался.

– Да, моя любимая! На следующий же день.

– Когда ты зашел узнать, нет ли для тебя вестей, не звонил ли твой друг…

– Да не ждал я ни вестей, ни звонка! Тебя, тебя хотел видеть и искал предлога. Разумеется, мы тут же сцепились, а кончилось тем, что упали друг другу в объятия. И тут меня осенило: все очень просто – я влюблен в тебя по уши, предан одной тебе душой и телом.

Она молчала, только смотрела на него каким-то странным взглядом.

– Ты уже знал тогда, когда сел и…

– Да, тогда знал; понял. Сердце колотилось, все во мне ликовало – я ведь уже почувствовал твой отклик: что ты, дорогая моя, любимая, тоже любишь меня! И во всем мире нас было двое – только ты и я… И в этот момент – быть может, самый торжественный в моей жизни, – когда я пребываю буквально на седьмом небе от счастья, готов признаться тебе в любви, – что же я слышу? В самый, повторяю, ответственный миг. Моя любимая холодным, безразличным голосом осмеливается – вот именно осмеливается – спрашивать меня… о работе!..

– О, прости меня, я так виновата! – воскликнула Пернел, ужаснувшись, какую боль она ему причинила. – Я понимаю, как это взбесило тебя.

– Да, я был взбешен, это правда. Но мне следует извиниться за глупое замечание о клиентах, добивавшихся своих целей через постель. Неудивительно, что ты ударила меня!

– Я подумала – ты ответишь мне тем же!

– Я был вне себя и решил – лучше поскорее удалиться. Но не прошло и двадцати минут, как мне расхотелось уезжать в Лондон – ведь ты, твоя дверь так близко…

– Ты все еще был очень расстроен? – Она всем сердцем разделяла его тогдашнее состояние, не думая о своем, а просто веря ему.

– Еще как! – с притворной свирепостью подтвердил он. – В понедельник я в первую очередь рассмотрел просьбу Йоланда, а покончив с этим, стал все расставлять по полочкам. Во вторник утром, казалось мне, нашел ответы на все вопросы и собрался вечером ехать в Миртл. Но поговорить с тобой не терпелось, и я позвонил днем в твой офис.

– Ты был не лучшего мнения обо мне.

– О нет, ты для меня стала олицетворением всего прекрасного. Но я… в тот момент я швырнул трубку, потому что еще кипел от злости. Попросил своего секретаря позвонить Йоланду и сообщить, что дело его улажено. После этого мне становилось все хуже – то ярость, то боль, то чувство вины, – и я решил больше не встречаться с тобой.

– Мне так жаль, Хантер! – простонала Пернел.

Внутри у нее все переворачивалось, – поразительно: уверенный, сильный Хантер страдал… так же, как она сама все это время.

– В пятницу, – продолжал он, сжимая ее плечи, – я получил написанное лично Йоландом письмо с выражением благодарности, но даже не подозревал, что ты не принимала участия в его составлении.

– А сюда ты приехал вчера в полдень?

– Меня чуть удар не хватил, когда я увидел плакат «Продается» в твоем саду. Хотел тут же позвонить тебе, выяснить, в чем дело, но наш последний разговор… сама понимаешь. Время к семи, тебя нет… В страшном смятении нашел я номер домашнего телефона Йоланда, позвонил ему.