коричневому. Сколько же времени этой усыпальнице. И талмуды. Сгнившие уже. Ага. Стало яснее. Будто легче стало, когда узнал, что и у мертвых порядок имеется.

— Под тысячу лет. Когда живые еще не были живыми, а мертвые еще не думали умирать.

— Да… — легкий шепот стен. Нахмурил брови, не смог понять кто мне ответил.

В конце коридора ромбом в стене закрепленный полированный камень. Немного другой, не тот из которого стены.

— Т-с-с.

Снова секреты мертвецов. Нажал на него рукой. Посильнее. Еще. Он сдвинулся. Петли наискось. Хитрая каменная дверь, которая под своим весом всегда закрыта. И шатается в обе стороны — можно открыть и изнутри. Но, пожалуй, лопатой подопру. Место слишком сырое, как бы от болотных газов не задохнуться. И стулом для надежности, чтобы самого себя случайно не запереть из-за попавшего в зазор камешка. Глупая смерть бы вышла.

— Х-х-х. — смеются еле слышно стены.

Огонек уверенно клонится вперед, но не решаюсь войти. Мертвецы не должны проявлять эмоций. Но юное любопытство движет вперед.

- “Малик, будь ты не гробовщиком, твоё любопытство могло бы и сгубить тебя в крупном городе.” — всплыло в памяти.

— Да, папа, я помню твои слова. Но я же гробовщик, верно?

Тусклый огонек чуть вспыхнул, когда я вошел глубже. Это было похоже на рабочий кабинет. На столе дорогая парафиновая свеча, стоящая на золоченом круге, заключенном в узор звездой со множеством лучей. Будто влажные дорожки тянутся к ней. Свеча как новая. И колпачок на ней, на петельке. Точно, свеча какого-то богача, с приблудами.

Всё равно такую не продать — так нечего добру пропадать.

Достав сухую лучину из штанов, запалил от своего светильника, откинул колпачок свечи и зажег ее. Какая яркая. И светит прям белым чистым светом. Но каким-то холодным. Почти не несет тепла.

На столе чернильница на таком же круге, с пером. Взял его аккуратно двумя пальцами, чтобы не сломать, от него потянулась ниточка чернил.

— Не загустели еще.

Впрочем, я не знаю, густеют ли чернила от времени. Жировые же светильники почти не сохнут, даже самый старый можно зажечь.

На столе лежали куски кожи, ровные, с острыми углами вытянутые квадраты, и исписано всего несколько верхних, что я взял в руки. Стул скрипнул, но не думал разваливаться:

“ — Не важны имена мертвецов, а только их души. Чтобы наполнить могильную пентаграмму энергией, нужна привязка к остаткам эманаций потомков магов, только они имеют души. То есть имели. Зеркалит их мысли смерть, но не заточает их души. Даже отражений их жизней хватит для нежизни. Простой люд для этого не годится. Но и нет почти такового уже. Последние единицы остались, бесполезные для некромантии.

Пустые души, коими владеют большинство, не сохраняют памяти о прошлой жизни, лишь общее мироощущение, которое во время очередной жизни существенно меняется. Чтобы стать некромантом достаточно и пустышек. В старом талмуде, из бумаги, но не тронутом временем, как обычно это бывает с этими хрупкими листами, могущей просуществовать от силы пару веков, а потом истлевшей, я нашел упоминание возвращения памяти о прошлых жизнях и получении могущества над мертвыми. Но с большей долей вероятности лишь второго. И того хватит, чтобы уже с текущей жизни всё помнить. Путь же к вечной памяти, очень труден. И он начинается с разорения могил.

Мне удалось этого избежать. Перед отпеванием я проводил соответствующие ритуалы с усопшими, приводя их внешний вид потом в порядок. Стариков не было жалко. Только молодых, почивших из-за хворей и неудач. И то не имело смысла. Мертвецы есть мертвецы. Трудно только скрывать запахи внутренностей, приходя домой. Жена воротит носом. Благо, всегда сначала захожу в свинарник прибрать. Хорошо сбивает запахи мертвечины. Потому и работать стараюсь только со свежими."

Следующий лист:

"— Отражения оставляют только люди с душами. Лет за сто-двести оно рассеивается, в зависимости от развитости начального ума и близости родни. Родня ведь у душевных тоже души имеет — они отражения и питают.

Стараюсь закапывать всех соответственно найденной схеме. Благо все погосты на холмах, будь они в низинах, со стороны по осени можно увидеть схему, когда листва опадает.

— Так вот откуда сухие деревья лиственные. Здесь раньше не было хвои. — Высказал мысль самому себе. Продолжил:

"— Стараюсь как могу, но не уверен, что мне хватит жизни, чтобы осуществить свою мечту и сделать свою душу — душой мага. И разум начинает угасать, мысли уже не такие быстрые, текут как в патоке. Не хватает времени.

Произошла беда. Набег каких-то оборванцев-разбойников, у кого ржавые мечи с разоренных могил городских стражников, то ли с поля боя прихваченные с братских захоронений. Другие вообще с дубинами. Кое-как отбились, но поголовье деревни сократилось на четыре десятка. Очень плохо для деревни. Занимаясь мертвыми стал ценить больше жизни других. Очень много работы. Не дам пропасть вашим жертвам зря. Среди разбойников пустышек не было.

Почти закончил. Всё болит. То ли от усталости, то ли от старости. Ноги еле ходят, голову шатает. Подхватил похоже какую-то хворь. Начался жар."

Третий лист:

"— Думал, не выберусь. Благо, женушка моя ненаглядная, выходила. Марфа убежала с женихом соседнюю деревню, пятеро сыновей, что сумели дожить до взрослости, уже имеют жен. Параша и Варвара еще малы. Но, думаю, через годик, старшую уже отдам в жены. Приглянулась она одному балбесу, но чего уж поделать, девчонка Паря смышленая, дети поумнее папаши будут. Да и нравится он ей. Что только нашла. Наверное — трудолюбие. Всё он успевает. И дела свои сделать и Паре помочь. Большего в нашей деревне и не надо.

Приходили священники, говорили, что освятить кладбище надо. Ну и пускай, ничему это не помешает. Вера — не магия. У Святош, поклоняющихся свету уж точно. А богов, кои существуют точно, они почему-то избегают. Может нового какого себе нашли? Они ж тоже временами появляются. Новые боги. В любом случае вера в новых богов слабая, ничему не помешает. Даже от прыща не сразу избавит подношение новому богу, не сразу они могущество набирают. "

Четвертый лист, последний:

"— Подвернулась невероятная удача. Нашел среди вещей одного из разбойников, кои свалил в кучу несколько лет назад, желудь Живого дуба. Древа, что не умирает само, может высохнуть, но возродится. Только не знаю что для этого нужно, чтоб желудь пророс. Древо-то волшебное. Зашью его пока в пояс, заодно новые штаны попрошу мою престарелую женушку сшить. А то совсем истер седалищем на этой старом стуле. Магические печати на нем, столе и под принадлежностями надежно хранят от