Львиную долю комплексов Павел Иванович изжил еще в молодости, но года три назад (после отвратительного скандала на кафедре микробиологии, связанного со взятками и фальшивыми дипломами) монстры, терзавшие душу профессора в молодости, вернулись. Что-то в нем надломилось, и последние три года он вновь был неуверенным в себе, смешным и нелепым низкорослым человечком, боящимся смотреть людям в глаза.

Намочив под краном носовой платок, Павел Иванович прижал его к переносице.

«Ничего, ничего, – сказал он себе. – В конце концов, я прожил на этой проклятой станции достаточно, чтобы разобраться в своей жизни. Что было, то было и быльем поросло. Теперь все будет иначе. Теперь все снова завертится!»

Павел Иванович вздохнул и опять смочил платок ледяной водой.

Говоря по совести, чувствовал он себя на станции ужасно. Постоянные насмешки коллег выбивали его из колеи и заставляли злиться. Но что он мог противопоставить? И разве от них спрячешься? Здесь, на станции, даже уединиться по-человечески невозможно.

Особенно его раздражали программист Васильев и повар Круглов. Антон смотрел на Павла Ивановича презрительно, словно знал о нем какую-то страшную и неприятную тайну, а Круглов при встречах вечно ухмылялся и подмигивал ему, как ровне. Пустоголовый поваришка! Он даже в Бога своего верит как-то вульгарно и показушно. Таскает на груди золотой крестик размером с вентилятор, демонстративно крестится, если слышит о дурных новостях, и постоянно косится на коллег – видят ли…

Что ж, у каждого свой способ самоутвердиться. Каждому хочется стать личностью, чтобы вытянуть себя из пустоты ложного бытия. Но не у каждого для этого есть способности. Тогда и идут в ход всякие дурацкие атрибуты вроде золотых крестов или показушных увлечений.

Господи, вот бы поскорее убраться отсюда, с проклятой полярной станции! И не видеть больше этих тупых рож!

В Москве все завертится по-другому, точно. Будут статьи в научных и популярных журналах, многочисленные интервью, признание коллег-биологов. Может быть, даже премия. Да, скорее всего, и премия. Вот только какая?

Биолог усмехнулся – да вот, например, Нобелевская. Почему бы и нет? Нобелевская премия позволит одним махом покончить не только с бесславием, но и с нищетой. А он, Павел Иванович Тучков, заслужил это больше других. Безусловно.

В голове зазвучал отвратительный гнусавый голос одного из бывших приятелей, который, став членом-корреспондентом Академии в тридцать восемь лет, считал это величайшим и гениальнейшим достижением.

– Павел Иванович, что-то у вас давненько не было публикаций. Как продвигаются ваши исследования?

– Продвигаются.

– Не слишком ли медленно?

– Я занимаюсь фундаментальной наукой. В моем деле ничто не происходит быстро. От теории до практики – длинный и извилистый путь.

– Смотрите, чтобы этот путь не завел вас в дикие дебри.

– Будьте уверены – не заблужусь.

– Будьте уверены – не заблужусь! – повторил Павел Иванович вслух и усмехнулся.

Да, теперь он точно не заблудится.

Думая о будущих наградах и почестях, Тучков смотрел на свое отражение в зеркале. Лысоватая голова, мясистый нос. Все-таки жаль, что природа сделала его таким неказистым. Вон Беглову и доказывать ничего не приходится. И, наверное, никогда не приходилось. Люди уважают его за одну лишь внешность.

Беглов – сильный человек, что и говорить. А в нашем мире тот, кто сильнее, и заказывает музыку. К примеру, если у тебя есть пистолет, любой из важничающих умников и гордецов будет делать то, что ты ему прикажешь.

Павел Иванович на мгновение представил себе, с какой готовностью и торопливостью коллеги по кафедре, которые с такой радостью унижали его, расстилались бы перед ним, будь у него в руке пистолет. Маленький механизм, производящий смерть и делающий человека всемогущим как Бог.

– Жаль, что у меня нет пистолета, – сказал биолог вслух. – Вот если бы у меня был пистолет…

Он замолчал и поежился от неприятного ощущения – будто откуда-то повеяло холодком. Затем опустил взгляд на свою правую руку и слегка побледнел. Пальцы его правой руки сжимали рукоять пистолета. Однако как приятна тяжесть хорошо сбалансированного смертоносного оружия…

На мгновение Тучков подумал, что все это глупость и бред. Мало того, никакого пистолета не существует. Да и чертов пистолет не нужен ему вовсе. Но додумать мысль до конца Павел Иванович не успел. Он вдруг уловил краем глаза какое-то движение.

Повернув голову, Тучков оцепенел от ужаса. То, что увидел Павел Иванович, повергло его в настоящий шок. Он сглотнул слюну и стал поднимать руку, в которой был зажат пистолет.

Кисть его словно бы одеревенела, а пальцы дрожали настолько сильно, что пистолет норовил выпасть из них. Павел Иванович сцепил зубы, поднял пистолет до уровня глаз и дважды нажал на спусковой крючок.

Ветров вывернул из-за угла, остановился и, вытаращив глаза и указывая рукой в том направлении, откуда пришел, проговорил:

– Там… там…

– Что? – быстро и недовольно спросил Антон. – Что-то с Тучковым?

– Да!

– И что с ним?

– Кажется, его… убили.

На несколько мгновений коридор погрузился в тишину.

– Ну? – отчетливо прозвучал в напряженном безмолвии голос командора Беглова. – Может быть, ты развяжешь мне руки, Васильев?

Антон нахмурился. Потом нагнулся, перевернул командора на бок и, быстро ослабив стяжку, снял веревку с запястий Беглова.

Командор поднялся на ноги, повернулся к программисту и хлестко ударил его кулаком в челюсть. Антон, не ожидавший нападения, рухнул на пол.

Беглов нагнулся, вынул у него из-за пояса свой пистолет и сунул себе за ремень.

– Вот так, – сказал он. – Теперь мы в расчете.

Антон сел на полу, выплюнул кровь и, морщась от боли, потрогал пальцами ушибленную челюсть.

– Вряд ли я это заслужил, – пробормотал он.

– Я не собираюсь вступать с тобой в дискуссии, – жестко произнес командор. – Но если бы не твои идиотские действия, Тучков был бы сейчас жив.

– Может быть, он и сейчас еще жив, – проворчал Васильев.

Беглов обвел всех угрюмым взглядом и объявил:

– С этой секунды все слушаются меня. Альберт, где ты видел Тучкова?

– На кухне, – выпалил Ветров. – Перед морозильной камерой.

– Идемте!

Он шагнул к кухне, но приостановился и обронил через плечо:

– «Идемте» – относится ко всем. Теперь мы будем держаться вместе.

Врач, метеоролог и оператор двинулись за ним. Подождав, пока они отойдут на несколько шагов, Антон посмотрел на Ульяну и спросил: