Ходили слухи, что бывает и такой дар. Можно ли считать дневных драконов зверями? Наверное, хотя Корвин воспринимал их, как и их ночных собратьев, скорее как чудовищ, жутких и опасных. В их природе не было ничего общего с кошками или собаками. Но если дикие умеют ими повелевать, это может подтвердить предположение Даля о взаимосвязи двух нападений.

Словно заскучав, Сигни сняла с пояса метательный нож и принялась бездумно подбрасывать его и ловить.

– Не понимаю я этой вашей инквизиции. Почему вы боитесь друг друга? Мы на Ише не боимся никого, даже врагов.

– На ваших островках нет магии, красавица, – пояснил Гордон, следя глазами за ножом. – Впрочем, ее нигде нет, кроме Инея. Лишь здесь рождаются люди, способные управлять незримым миром, а покидать Иней нашим магикам запрещено.

– Все так. – Корвин нетерпеливо постучал большим пальцем по столу. – А диких стоит бояться. Нельзя позволять жить людям, которые могут одним усилием воли сравнять город с землей.

Сигни в очередной раз поймала нож и, держа его острием вверх, изучающе посмотрела на Корвина:

– И сколько городов они уже сравняли? Магия, по моим наблюдениям, приносит только благо. Те же чар-камни или твоя серьга правды, толстячок. Ну или лунные пояса.

– Да-да, – Даль изогнул бровь, на его губах заиграла лукавая улыбка, – эти самые пояса – истинное благо.

– Дикая магия чаще используется во зло, – гнул свое Корвин, добавив про себя: «Как та, что убила мою маму».

– Во зло ли, во благо – одно несомненно: магия сеет раздоры! – Гордон стукнул кулаком по столу. – Взять хоть нашего верховного короля. Род Тормейнов повязан с самой жуткой из наивозможнейших магий, сталкивающей лбами родных братьев.

– Вы об уроре? – вырвалось у Корвина.

– О нем, о нем. – Толстяк покивал головой, его многочисленные подбородки заколыхались. – Отсутствие определенного наследника порождает сумятицу в умах. Народ не понимает, кто будет ими править, кому присягать на верность.

– Откуда вам известны такие подробности? – спросил Даль, озвучив невысказанный вопрос Корвина. – Вы же не норгардец.

– Но на слух-то я не жалуюсь. Верховный король Борвин Тормейн сел на Зеркальный трон лишь после того, как прирезал двух своих братьев во имя урора.

«Неправда! – хотелось крикнуть Корвину. – Один из братьев погиб во время испытаний, но мой дед его не убивал, а второй брат дожил до преклонного возраста». Сама идея братоубийства была для него немыслима.

– Что такое урор? – поинтересовалась Сигни, постукивая кончиком ножа по столешнице.

– Это значит «судьба», – важно ответил Гордон.

– Не совсем, – не выдержал Корвин. – Слово имеет много значений. Это и вызов судьбы, и вызов на суд богов. В Норгарде престол не всегда переходит по праву первородства. Если у короля несколько сыновей, то должен быть явлен знак к началу урора. Братьям предстоит доказать в испытаниях, кто из них более достоин занять престол.

Сигни с понимающим видом кивнула:

– У нас на Ише, если король или королева слабеют, другие могут бросить им вызов. Только сильнейший или мудрейший может править людьми.

– Истинно так, моя умница. – Гордон положил лапищу на плечико девушки. – Только вы не ждете ни знаков, ни предзнаменований.

– Каких еще знаков?

– Должно появиться животное необычного окраса, – сказал Даль. – Если не ошибаюсь, знаком к последнему урору была волчица.

«Марра», – подумал Корвин, кивая. Принц хорошо ее помнил, хотя она умерла, когда он был еще мальчишкой.

– И всегда – наполовину черный, наполовину белый, – добавил Корвин.

Сигни сдвинула брови, старательно силясь представить черно-белого волка. Что же, ее можно было понять. Подобной расцветки в природе не существует. Сотворить такое по плечу только богам.

Сигни открыла было рот, собираясь что-то спросить, и вдруг повернулась к двери, словно к чему-то прислушиваясь. Снаружи действительно донесся громкий шум.

– Что там еще? – недовольно прикрикнул Гордон, но его слуги уже заторопились к двери.

Корвин, Даль и Сигни бросились за ними.

Площадь оказалась запружена народом. Невозможно было понять, из-за чего весь сыр-бор. Сигни, не долго думая, взобралась на перила крыльца, ухватилась за балку и с удивительной легкостью влезла на пологую черепичную крышу – островитянка всегда и везде носила бриджи.

Даль и Корвин тут же последовали ее примеру. Оказалось, что в центре переполоха – группа магиков, собравшихся у дверей цветочной лавки. Волшебники в белых, синих и золотых мантиях окружили какого-то тощего мальчугана лет десяти, нескладного и лопоухого. На шее у него сиял ошейник, который инквизиторы надевали на диких. «Совсем ребенок», – мелькнуло в голове у Корвина. Его замутило. Светящиеся камни на ошейнике служили единственной цели: не дать дикому воспользоваться магией.

Причиной суматохи был не сам мальчик, а его мать. Она рыдала и умоляла магиков отпустить сына. Корвин не мог разобрать слов из-за гула толпы, однако отчаяние в ее голосе различал ясно. Женщина заламывала руки, по щекам у нее текли слезы.

– За что они арестовали пацана? – глухо спросила Сигни.

– Должно быть, он дикий, – неуверенно ответил Даль.

Корвин прикусил губу. Ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать криков женщины. Он слышал, что временами инквизиция забирает детей, но впервые увидел все собственными глазами: в дома знати золотоплащники предпочитали не соваться. Может, пойти и спросить, за что забирают ребенка? Мальчонка выглядел совершенно безобидным и слишком маленьким, чтобы его казнить. Впрочем, Корвин ничего не мог поделать. Даже верховный принц не властен над Гильдией чародеев. Такова была цена, которую они платили за службу магиков: они не вмешиваются в политику, корона же дает орденам полную свободу в их делах.

Инквизиторы повели мальчика прочь. На миг Корвину померещилось, что мать сейчас рухнет без чувств. Андреасские стражники в оранжево-черных мундирах поспешно схватили женщину за плечи, чтобы не подпускать к магикам, но со стороны могло показаться, что они скорее помогают ей удержаться на ногах. Внезапно она дернулась, вывернулась из их хватки и воздела руку. Ее лицо перекосило от ярости. Один из стражников будто окоченел на месте, схваченный невидимой рукой, вокруг него появилась алая дымка. У Корвина перехватило дух: это испарялась из тела кровь. Женщина тоже была дикой. Гидроманткой, повелевающей водой.

Кожа на лице стражника сморщилась, словно кожура яблока, полежавшего на солнце. Все тело начало съеживаться, усыхать, пока от него не остался скелет, обтянутый, как пергаментом. Скорость, с которой произошел этот кошмар, ужасала. Все кончилось за считаные мгновенья.

В толпе завизжали. Люди бросились наутек. Даже стражники попятились. Магики обернулись к женщине и подняли булавы, в которых сияли чар-камни. Из рук гидромантки вырвалась струя воды и тут же рассыпалась брызгами, не причинив магикам вреда. Женщина предприняла вторую попытку, точно намереваясь утопить их, но и эта атака была легко отражена чар-камнями.