– Куда ты собираешься ее отвезти? – спросила Оливия.

– В Дуранго, – ответила Одри. – Там живет одна семья, которая постоянно спасает у себя собак, признанных питбулями.

– Как только мы подыщем квартиру за пределами границ Денвера, я приеду и заберу ее, – сказал Лукас.

– А вы можете приблизительно сказать мне, сколько времени это займет? – спросила Одри.

– Это дело небыстрое, – ответила Мамуля. – Сначала нам придется пройти всю эту абсурдную бюрократическую канитель. К тому же во многих многоквартирных домах существуют ограничения на размеры собаки, а Белла – крупный пес.

– Понятно.

Мамуля посмотрела на нее.

– Что, что-то не так?

– Ну, думаю, я поначалу неправильно поняла ваши намерения. Я думала, мы ищем для нее временную приемную семью, которая будет хорошо о ней заботиться, пока мы не подыщем семью, которая возьмет ее насовсем.

– О нет, – сказал Лукас. – Нам надо просто укрыть ее в безопасном месте, пока мы не сможем переехать.

– Я вижу, что здесь есть какая-то загвоздка, – сказала Мамуля. – Почему бы вам не сказать нам, в чем она состоит?

– Просто наша система пристройства животных создавалась не для этого. Когда Белла переедет к своей временной приемной семье, она займет в их доме место, которое могло бы достаться другой собаке. Нам надо пристраивать наших собак как можно быстрее. Это единственный способ спасти им жизнь – в базе данных животных значится слишком много, а людей, готовых взять их к себе, слишком мало. Если Белла пробудет во временной приемной семье несколько недель или даже месяцев, какую-то другую собаку могут тем временем усыпить, потому что для нее уже не найдется места.

В комнате воцарилась тишина.

– Послушайте, – продолжала Одри, – я понимаю, как это для вас тяжело, и, разумеется, если вы подыщете себе новую квартиру в ближайшее время, вы сможете ее забрать. Но прошу вас, подумайте, что будет лучше для всех, включая Беллу. Из того, что вы мне рассказали, я поняла, что отдел по контролю за животными объявил на нее охоту и не собирается отступать. Почти все работающие там инспектора – порядочные люди, которые занимаются этим делом, потому что хотят защищать животных, но у того из них, с которым имеете дело вы, репутация хуже некуда.

– Когда мы ее вызволили, шли уже последние из тех трех суток, в течение которых они держат таких собак у себя, прежде чем усыпить.

– Тогда мы не можем рисковать, и надо вывезти ее за пределы города немедля. Странно, что они ее выпустили, я никогда раньше не слышала о таком, – заметила Одри.

Лукас и Оливия переглянулись. Мне хотелось, чтобы все поскорее достали мячик и дали мне лакомств, вместо того чтобы быть такими напряженными, стоять без дела и говорить.

– Сколько времени у меня есть? – тихо спросил Лукас.

– Ну, если вы ставите вопрос таким образом… я расскажу временной приемной семье о вашем плане. Уверена, мы могли бы подождать, по меньшей мере, неделю. Вы будете держать меня в курсе, сообщая, как идут поиски новой квартиры?

– Этим займусь я, – сказала Мамуля.

Лукас встал на колени и обнял меня.

– Обещаю тебе, я сделаю все, чтобы подыскать новую квартиру. Если надо, я буду работать на двух работах. Я приеду за тобой, Белла, как только смогу. Прости меня, прости.

И он, и Мамуля, и Оливия плакали, и это меня озадачило. Мне захотелось утешить их, но я не знала как. – Она не поймет. Подумает, что я ее опять бросаю, – сказал Лукас. В его голосе звучала боль.

Через несколько мгновений Одри пристегнула к моему ошейнику поводок и, к моему изумлению, вывела меня из дома и подвела к машине. Оливия и Мамуля стояли на крыльце, обнявшись.

– До свидания, Белла! – закричали они.

Лукас посадил меня в вольер, стоявший в машине Одри, положив туда мое одеяло, чтобы мне было мягко лежать. Потом наклонился и просунул сквозь решетку пальцы. Мы играли в «Крохотный Кусочек Сыра»! Ничего не понимая, но чувствуя благодарность к нему за то, что он считает меня хорошей собакой, я осторожно взяла лакомство из его руки. Когда я все съела, он не убрал пальцы, и я облизала их, совершенно сбитая с толку. Я чувствовала его горе и ничего, ничего не понимала.

– Возможно, мы прощаемся с тобой навсегда, Белла. Если это и впрямь случится, прости меня. Я хочу, чтобы ты знала – в моем сердце ты навсегда останешься моей собакой. Просто это единственный доступный мне способ тебя защитить.

Когда он закрыл дверь машины, я могла видеть сквозь стекло его лицо. Оно было искажено, его щеки были мокрыми, и, когда машина поехала прочь, я заскулила.

Я опять чувствовала себя плохой собакой.

Одри была приятной женщиной. Она разговаривала со мной и говорила, что я хорошая собака, но она увозила меня прочь от Лукаса. Я чувствовала, что он отодвигается от меня тем дальше, чем дольше гудит и трясется эта машина. Но его запахом было пропитано мое одеяло, и я тыкалась в это одеяло носом, глубоко дыша и упиваясь ароматом Лукаса. Это было одеяло, которое связывало меня с Лукасом.

И пока мы ехали, я почувствовала, что помню и другой запах. Раньше этот аромат, состоящий из запахов машин, людей, дыма и многого другого, аромат, который витал возле нашего дома, никогда не казался мне отчетливым, он был всего лишь фоном для неповторимого запаха нашего крыльца, входной двери, Мамули, Лукаса и меня самой. Но сейчас, пока мы ехали, эти фоновые запахи мало-помалу слились в единое ни с чем не сравнимое целое, в могучее собрание ароматов, которое для меня означало наш дом. Мы проезжали мимо других схожих с ним скоплений запахов, но мне было легко различить в воздухе ту палитру ароматов, которая отличала место, где живу я. Я даже могла определить, в какой стороне находится мой дом, когда приятная женщина Одри выпускала меня из машины, чтобы я сделала «Делай Свои Дела». Вот в том направлении, думала я, поворачивая туда нос, – вот в том направлении лежит мой дом.

Там находится Лукас. Но мы ехали не туда.

Вместо того чтобы отвезти меня к Лукасу, Одри привезла меня в дом, где я прожила много дней с женщиной по имени Лоретта, мужчиной по имени Хосе, большой собакой-самцом, маленькой белой собакой-самцом, двумя кошками и птичкой. Маленького самца звали Рэскал, и его никто не научил «Не Лай». Большого самца звали Грамп, и он был старый и медлительный, со светло-коричневой шерстью. Он никогда не лаял и весь день оставался очень сонным. Кошки не обращали на меня никакого внимания, а птичка пристально смотрела на меня, когда я обнюхивала ее клетку.

В первый день я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы есть, и во второй тоже. Но потом я поняла, что Лукас отправил меня в это место, чтобы я здесь его ждала, и начала есть, когда ели остальные собаки. Мне надо было быть такой хорошей собакой, какой только возможно, чтобы Лукас приехал и забрал меня.