Вдруг слева от себя, в той стороне, где стояла кровать Варвары, Глаша различила какое-то беззвучное шевеление. С усилием повернув голову, девушка увидела, как ее барыня быстро встает и направляется к окну.

Глаша тут же вскочила и бросилась к Варе, но та неожиданно с необычайной силой оттолкнула девушку от себя. Падая, Глаша сквозь отблески уличного фонаря разглядела взгляд, от которого ей стало страшно: она в первый раз видела свою барыню в таком состоянии, и горящие безумием глаза Варвары до того напугали молодую девушку, что она не сразу смогла подняться с пола. Лишь после того, как барыня распахнула окно и, путаясь в ночной рубашке, залезла на подоконник, Глаша пришла в себя и, подбежав к Варе, схватила ее за ближнюю к себе руку и с напряжением всех сил попыталась вытащить женщину из проема окна, в который та, зацепившись своим огромным животом за подоконник, уже высунулась по пояс.

В первый момент именно большой живот помешал Варе быстро исполнить задуманное, но теперь он также мешал и Глаше совершить обратное: втащить свою обезумевшую хозяйку назад в комнату.

Сквозь распахнутое окно морозный декабрьский ветер стремительно заполнял новое, еще не покоренное пространство. Целый рой колючих снежинок вместе с ветром ворвался в теплую квартиру и быстро оседал, а затем таял на лицах вцепившихся друг в друга женщин, на подоконнике, который постепенно становился мокрым и скользким, на брошенных рядом с окном двух пуховых одеялах, ставших вдруг совершенно ненужными, но еще хранивших тепло человеческого тела.

Перепуганная Глаша не смогла почувствовать тот миг, когда Варвара сдалась. Мертвой хваткой, вцепившись в свою хозяйку, девушка по инерции продолжала теперь уже ненужною борьбу и, только дотащив бесчувственную Варю до середины комнаты, опомнилась и отпустила ее. Со страхом заглянув барыне в лицо, Глаша увидела, что голубые глаза Вари стали вдруг черными, как эта ужасная ночь за окном, а всегда красивый рот застыл в жуткой и неестественной гримасе. И эти глаза, и отсутствие на лице каких-либо человеческих эмоций, испугали Глашу даже больше, чем желание Варвары Нелюбовой покончить с собой.

На следующий день Глаша все рассказала доктору. Она надеялась, что тот достанет свой очередной волшебный порошок или пилюлю и скажет, что именно это средство избавит ее барыню от физических и духовных страданий.

Однако доктор, внимательно выслушав рассказ девушки, только обеспокоенно покачал головой и сказал, что Варю больше ни на минуту нельзя оставлять одну и сегодня же вечером он пришлет на смену Глаше ночную сиделку.

С этого дня жизнь Глаши стала немножко легче. Утром она просыпалась и, если была необходимость, шла на рынок за продуктами. Вернувшись и сменив сиделку, Глаша теперь уже до самого вечера не отходила от кровати Варвары, с болью в душе замечая, что ее любимая хозяйка с каждым днем все больше и больше замыкается в себе.

Родившись в простой и многодетной семье, где жизнь воспринималась как абсолют, а смерть как естественность, Глаша не могла понять, почему люди благородного звания так сильно зависят от внешних условностей и мало ценят свою жизнь. Она вспомнила, как в далеком 1905 году умерла мать Вари – Глаша тогда только поступила на службу к Оболенским, и эта трагедия разыгралась у нее на глазах. После получения известия о гибели мужа на линкоре «Петропавловск» во время осады Порт-Артура, еще молодая, полная жизненной энергии, тридцатипятилетняя Мария Ильинична Оболенская за несколько месяцев потеряла всяческий интерес к собственной дальнейшей судьбе. Ни путешествие за границу, ни лечение на водах не смогли изменить того отрешенного от жизни состояния, в которое графиня Оболенская впала после получения рокового известия. И такой же декабрьской порой девятьсот пятого года Мария Ильинична Оболенская тихо, без жалоб и упреков покинула этот свет, чтобы на том поскорее соединиться со своим обожаемым и ненаглядным мужем.

Варе в то время шел тринадцатый год, и двадцатилетняя Глаша, которая к тому времени всем сердцем полюбила бедную сиротку, долго плакала у себя в комнатке. А через три дня после похорон, когда в доме собрались родственники, чтобы решить дальнейшую судьбу Вари, Глаша не побоялась обратиться к самому графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву с прошением остаться в услужении у Вари до ее совершеннолетия. Может быть, всесильному Шереметьеву понравилась подобная преданность, а может, – что вероятнее всего, – он просто не придавал значения такому факту, как назначение прислуги, оставив это право решать тем, у кого эта прислуга будет служить. Так или иначе, но Глаша осталась тогда при Варе, о чем даже сейчас, наблюдая, как ее барыня неосознанно следует по пути своей матери, так ни разу и не пожалела.

В канун Нового года Варвару Нелюбову посетила ее давняя подруга по Смольному институту Дарья Бухвостова. О чем женщины беседовали, Глаша не знала, но сразу после отъезда Бухвостовой Варвара приказала снести к портному ее лучшее темно-зеленое бархатное платье, чтобы тот мог сделать в нем вставки для ее огромного живота. Глядя на оживившуюся хозяйку, Глаша решила, что наконец-то наступил тот перелом в сознании, о котором все время говорил доктор и которого все так ждали.

Через день платье было готово, и Варя, с трудом втиснув в него свое округлившееся тело, велела подать экипаж. Глаша хотела было поехать вместе с ней, но Варя, проявив редкую и нечастую твердость, категорически запретила.

Через полчаса после отъезда Варвары к Нелюбовым заглянул доктор и, узнав, что барыня одна, без сопровождения уехала в неизвестном направлении, в буквальном смысле схватился за голову. И напрасно Глаша, оправдываясь говорила, что она не посмела ослушаться своей хозяйки и что заказала самый мягкий в Петрограде тарантас, – доктор был неумолим и тут же принялся звонить в полицию.

Но действия полиции не понадобились – не прошло и двух часов, как Варвара Нелюбова вернулась сама. Едва заметив подъехавшую карету, Глаша бросилась на улицу и с ужасом увидела, как ее барыню на руках, в бессознательном состоянии несут к подъезду двое незнакомых мужчин. А Дарья Бухвостова идет рядом и тихо плачет.

Прибежавший через пять минут доктор, бегло осмотрев Варвару, сказал, что у женщины начались преждевременные роды, и, не церемонясь, выгнал всех из Вариной комнаты.

Дальнейшие события Глаша помнила, как в тумане. Доктор постоянно требовал воды и чистых полотенец, и девушка, занятая бесконечными поручениями доктора, не заметила, как в квартире Нелюбовых собралось довольно много народу. Приехавшие ближайшие друзья Бориса и родственники Варвары стремились принять участие в судьбе роженицы и щедро раздавали советы, которые тут же немедленно обсуждались и в большинстве случаев получали согласие и поддержку остальных; Софья Леопольдовна Красновская настаивала, чтобы Варвару перевезли в стационар, в городскую больницу. И все сразу же согласились. Однако никто так и не решился постучать в комнату, из которой время от времени раздавались такие ужасные крики, что у присутствующих буквально кровь стыла в жилах. Прохор Пантелеевич Ковров – двоюродный дядя Бориса, требовал немедленно сменить доктора и послать за самим Иосифом Липманом, говоря, что он единственный доктор в Петрограде, который умеет принимать такие сложные роды. И все опять соглашались и одобрительно кивали головами. Но понимали, что Липман, даже если он в эту минуту свободен, все равно не успеет приехать вовремя, и продолжали молча поглядывать на дверь Вариной комнаты и молиться за спасение жизни и души молодой женщины и ее ребенка.