«Я была рада услышать о твоем возвращении из Башни», – сказала ей мать. – «Мне не нравилось то, что ты изолировала себя. Ты являешься частью мира и должна быть здесь».

Гвендолин кивнула в ответ. Она удивилась, услышав, что мать беспокоилась о ней, что она была так добра. Было очевидно, что потеря мужа и правления сделало ее мать смиренной. Это не была та самая мать, с которой Гвен выросла.

«Королевство счастливо от того, что ты вернулась», – сказала Королева. Она помедлила, после чего сказала:

«Я тоже счастлива из-за того, что ты вернулась».

Гвендолин оглянулась и увидела, что впервые в ее жизни мать улыбается и смотрит на нее с состраданием. Лицо Королевы было испещрено морщинами и пятнами. Гвендолин не могла не спрашивать себя, будет ли и ее лицо однажды выглядеть так же. Гвен знала, чего стоило ее матери произнести эти слова, и это много значило для нее, даже если этого было слишком мало и слишком поздно.

«Изолировать себя от мира легко», – сказала Королева. – «Быть его частью – это сложно. А жизнь Королевы самая сложная из всех».

Гвендолин думала об этом. Она начала понимать, что чувствует ее мать. Будучи королевой, она не могла не ощущать ответственность за всех этих людей, не могла не ощущать значимость каждого принятого ею решения.

«Этим утром нас навестил Тирус», – сообщила Гвендолин.

«Я слышала».

Гвендолин удивленно посмотрела на мать.

«Как?»

Ее мать улыбнулась.

«У меня все еще есть свои люди», – ответила она.

Гвен пристально смотрела на мать, впечатленная ее ответом. Ее легко было недооценить, даже в своем состоянии она все еще обладала значительными ресурсами.

«Ты поступила правильно», – сказала Королева. – «Младший брат твоего отца – свинья. И всегда таким был. Те МакГилы ниже тебя по положению, ниже всех нас. Тирус привез свою семью на Верхние Острова, потому что хотел место, где он смог бы собрать силу и побороться за престол. Если бы он был настоящим верным братом, он бы остался в королевском дворе, на стороне своего брата».

«Не принимай никакие условия капитуляции. Тирус беспощаден. Несмотря на свои обещания, однажды он убьет всех детей своего брата, чтобы больше никто не смог предъявить права на престол. Сейчас ты являешься единственным правителем этого королевства. Не позволяй никому говорить тебе обратное. Ни своему дяде, ни кому-нибудь еще. Сражайся за то, что у тебя есть. Твой отец не хотел бы, чтобы было по-другому».

Гвен подумала обо всем, что она сказала, и мысли матери подтвердили ее собственные. Она знала, что ее мать обладает мудростью, которой могла поделиться, и она уже почувствовала себя лучше. В некотором смысле обе они думали одинаково.

Чувствуя, что дело решено, Гвен вздохнула и отвела взгляд в сторону. Ее мысли обратились к Тору. Они давили на нее больше, чем какие-либо другие ее заботы. Она жалела о том, что прогнала его, это мучило ее и не отпускало. Она хотела бы взять свои слова обратно. Но было слишком поздно.

Когда Гвен посмотрела на свою мать, она вдруг спросила себя, сколько той известно. Она начала осознавать, что, может быть, в глубине души, пришла к матери именно за этим – не чтобы обсудить с ней дядю, но чтобы поговорить о Торе.

«Сегодня я сделала серьезную ошибку», – сказала Гвен, глядя не на мать, а в окно. Ее голос звучал все глубже и сильнее, все больше напоминая голос матери. – «Я прогнала человека, который очень сильно меня любит».

Бывшая королева вздохнула.

«Все наши ошибки должны быть сделаны в свое время. Но в своей жизни ты узнаешь одну вещь, когда годы превратятся в десятки, что никогда не поздно исправить свои ошибки. Всегда есть второй шанс. А если его нет, ты всегда может создать второй шанс. Сила его создания находится в твоих руках».

«Боюсь, что в моем случае может быть слишком поздно», – сказала Гвен. – «Я могла отправить его на смерть».

Повисла долгая тишина, пока мать пристально смотрела на девушку.

«Ты говоришь о Торгрине?» – спросила она.

Гвендолин кивнула в ответ.

«Да. Полагаю, что ты должна быть счастлива, мама. В любом случае, ты ненавидела его».

Ее мать вздохнула.

«Я никогда не ненавидела его», – поправила она. – «Мне была ненавистна мысль, что он будет с тобой».

«Из-за его отца?» – спросила Гвендолин.

Задавая этот вопрос, она пристально посмотрела в глаза своей матери. Она увидела, как они мерцают, и поняла, что Королева знала. Гвен не могла в это поверить.

«Ты знала!» – возмущенно сказала она, поднимаясь. – «Все это время ты знала, но никогда мне не говорила!»

Ее мать грустно покачала головой.

«Я велела тебе держаться от него подальше. Я пыталась заставить тебя держаться от него подальше».

«Но, тем не менее, ты не рассказывала мне», – настаивала Гвен.

«Я понимала, что однажды ты все узнаешь», – ответила Королева. – «Я хотела, чтобы ты сама узнала эту новость, чтобы ты сама смогла решить держаться от него подальше».

«Потому что ты думаешь, что в его жилах течет кровь его отца? Потому что ты думаешь, что он причинит мне вред?»

Королева покачала головой.

«Нет. Ты по-прежнему не понимаешь. Не из-за того, что в Торгрине есть какой-то изъян. А потому что изъян есть в тебе».

Гвен озадаченно посмотрела на мать.

«Во мне?» – переспросила она.

«Просто ты похожа на своего отца – ты и все МакГилы. Вы всегда возлагали так много веры на родословную. Но вы все ошибаетесь. В человеке гораздо больше, чем в том, от кого он родился. Сколько бесчисленных тиранов произошло от благородных королей? И сколько хороших королей произошло от монстров? Сын никогда не равен своему отцу».

Гвендолин задумалась над этими словами. Конечно же, ее мать права. Но, тем не менее, это все еще было эмоционально тяжело, особенно после того, что с ней сделал Андроникус.

«Ты не можешь винить сыновей за грехи отцов», – добавила Королева.

«Ты должна была сказать мне», – ответила Гвендолин.

«Я сказала тебе держаться от него подальше».

«Тебе следовало бы сказать мне почему. Ты должна была сказать мне правду, всю правду, заранее».

«И что бы ты сделала? Ты бы держалась от него подальше?»

Гвендолин задумалась над этим, застигнутая врасплох. Ее мать была права.

«Я… могла бы».

«Нет, ты бы не стала», – парировала мать. – «Ты была ослеплена любовью».

Гвендолин думала об этом.

«Я никогда не считала Тора плохой партией для тебя», – сказала Королева. – «Наоборот, я знала, что он будет идеальной партией».