освобождение подписать согласие о секретном сотрудничестве. Думаю, любой отец поступил бы так же, я подписал.

Бурхольд выпрямился, повернул голову к окну и замолчал. Молчание затягивалось, но он не шевелился, словно онемев. Его опустошенный взгляд устремился куда-то ввысь, в чистое и прозрачное летнее небо. Он ни разу не моргнул. Савельев кашлянул. Никакой реакции.

— Господин Бурхольд, я вас слушаю.

— Прошу прощенья, — словно очнувшись от тяжелого сна, почти прошептал немец, — прошу прощенья. У вас не будет глотка воды?

Переводчица подала стакан, и Бурхольд запил какое-то лекарство.

— Прошу прощенья, господин подполковник. Они ее выпустили. Инвалидом. Они переломали ей ноги. Она парализована уже почти двенадцать лет. В тридцать шестом скончалась ее мать, моя супруга. Обо всем этом знает весь Рослау, да и Дессау, думаю, тоже. За все эти годы я никого не выдал гестапо, не написал ни одного рапорта. Если вы владеете документами городского отдела гестапо, сумеете без труда проверить сказанное мной.

— Мне искренне жаль вашу дочь и вашу супругу. Сведения о вас в архиве городского отдела гестапо мы, безусловно, проверим. Полагаю, то, что вы сейчас рассказали, в некотором смысле поможет нашей с вами беседе. Скажите, ваш судостроительный завод в последние годы ведь работал на авиационную промышленность? Конкретно — на заводы Юнкерса?

— Да, с тридцать девятого года мы стали выполнять заказы по изготовлению металлических фюзеляжей для бомбардировщиков и штурмовиков. А в сорок первом полностью перешли на эту продукцию. Я лично отвечал за нее.

— Следовательно, вы осведомлены о ведущих сотрудниках заводов Юнкерса в Дессау?

— Конечно, господин подполковник.

— По вашим сведениям, кто-либо из них остался в Дессау, Рослау или еще где-то рядом?

— Знаете, во время вашего наступления многие бежали на запад. Но многие и остались. Я точно знаю, например, что доктор Бааде, директор опытного завода в Дессау, остался, хотя его дом, как, собственно, и весь город, разрушен американской и английской авиацией. Думаю, когда в Дессау пришли американцы, они наверняка стали искать сотрудников заводов Юнкерса. И, видимо, кто-то согласился сотрудничать с ними. Людям, как вы понимаете, надо кормить семьи.

— Понимаю. Скоро американские войска отойдут на запад и вся Тюрингия и Саксония будут в советской зоне оккупации. Но мы ждать не можем, нам эти люди сейчас нужны. Вы можете подготовить список сотрудников, которые, по вашим сведениям, остались, указав по возможности их места жительства?

— Постараюсь. Думаю, смогу.

— Сколько времени это займет?

— Ну, неделю, наверное.

— Нет, это очень долго. Давайте договоримся так, как только у вас появится первый, пусть и небольшой, список, особенно ведущих сотрудников, немедленно звоните мне, а если меня не будет, моему заместителю. — Савельев на вырванном из блокнота листке написал телефоны с фамилиями и передал Бурхольду. — Теперь о вас. Мы готовы после проверки архива гестапо предоставить вам вполне достойную работу. Думаю, мы сможем оказать и врачебную помощь вашей дочери.

Бурхольд вскочил со стула и низко поклонился. Он схватил руку Савельева и стал ее трясти, приговаривая:

— Спасибо! Сохрани и облагодетельствуй вас Господь! Вы благородный и гуманный человек, Бог тому свидетель.

— Успокойтесь, Бурхольд. Лучше подпишите вот этот документ.

— А что это? — Бурхольд трясущимися руками взял бумагу и стал читать. — Подписка о сотрудничестве с советской военной контрразведкой?

— Да, подписка о сотрудничестве. Об этом никто не должен знать, в том числе и ваша дочь.

— А, да что там! Мне не впервые такое подписывать. — Он размашисто поставил свою подпись.

— Вы свободны. — Савельев встал и протянул инженеру руку. — Жду первой вашей информации.

Покидая комендантское здание, Савельев велел старшему лейтенанту, оперуполномоченному «Смерша» городской военной комендатуры, установить за Бурхольдом наружное наблюдение.

— Товарищ подполковник, — взмолился оперуполномоченный, — да у меня людей — кот наплакал!

— Людьми поможем. И запомни, дорогой, каждый шаг немца должен быть отражен в твоем рапорте.

— А если он за Эльбу, к американцам двинет?

— За Эльбу пойдешь, вслед за ним.

В штабе Савельева ждал майор Снигирев. Он без приглашения вошел в кабинет начальника.

— Ну, Иван Иванович, докладывай, как съездил к панам-товарищам? — Савельев позвонил дежурному и осведомился, не пришла ли почта из Москвы и не вернулся ли Зебурх.

— Много интересного, Александр Васильевич. А поляк-то наш — парень непростой. — Снигирев положил перед Савельевым несколько страниц и фотографий. — Был я в Буркау, поработал с польскими особистами и нашими советниками в отделе контрразведки штаба 2-й Польской армии. Заготовительное подразделение поляков действительно имеется и оно шарит в нашем районе, в этом информация Центра верна. Но вот что любопытно, подразделение это — всего ничего, два десятка бойцов с двумя трофейными грузовиками. Нет у них никаких «студебеккеров». И автоматов ППС всего два, у остальных солдат винтовки. И командует ими капитан Эдвард Квятковский, а не майор Иероним Вертишек. А этот самый Вертишек сидит в штабе и руководит семью подразделениями заготовителей. Я встретился с ним, мужик вроде нормальный, готовится полк под командование принять, собирается весной ехать в Москву, поступать в академию имени Фрунзе. Кстати, «Красную Звезду» из рук самого маршала Конева получил.

— Погоди, Иван Иванович, давай Губенко вызовем, пусть еще раз нам про того майора расскажет. — Савельев дал поручение дежурному, и через десять минут прибыл майор Губенко.

— Павел Васильевич, — Снигирев придвинул к майору несколько снимков, — это тот польский майор, которого ты прижучил?

Губенко одну за другой повертел фотографии.

— Нет, это не он. Тот был постарше и пофорсистее. Я еще удивился: откуда у поляка такие новенькие коричневый ремень с портупеей, кобура и полевая сумка? Да и мундир с иголочки. Их же снабжают из наших складов. А кто это на фотографии?

— Настоящий майор Вертишек, Паша, — Снигирев сгреб фотографии в папку, — жаль, не задержал ты их.

— Так кто же знал? Скандала боялся. — Губенко покраснел и покрылся испариной.

— Павел Васильевич, — приказал Савельев, — охрану объектов и городка усилить, всех подозрительных, особенно поляков, задерживать до выяснения личностей, договорись с комендатурой об увеличении числа комендантских патрулей и помоги им людьми, организуй хорошо вооруженные передвижные патрули на грузовых машинах, обшарь все в радиусе двадцати километров, установи наблюдение за берегом Эльбы. Докладывать нам со Снигиревым каждый день. Выполняй.

После того как ушел Губенко, Савельев спросил Снигирева:

— Что с агентурой за Эльбой? Кроме тех двух, о которых ты докладывал, есть вербовки?

Оперативники группы Савельева уже месяц, не покладая рук, трудились за Эльбой, в американской зоне оккупации, стараясь создать агентурную сеть из немцев. Завербовать пока удалось почтового служащего, уличив его в сотрудничестве с гестапо (Савельев который раз с благодарностью вспоминал армейских разведчиков, добывших архив гестапо района Дессау