— Рыбы здесь гадкие. Щиплются больно.

— И где же они? — Спросил и уселся на камень. Как уселся, да так и вскочил.

— Что, горячий? — Лыбится Карлуха, почёсывает затылок. — Ничего, пообвыкнешь. Поначалу и я вскакивал. А Михалыч дурень. — Коротун тихо хохотнул, скосил взгляд на ту сторону озера. — Седалище прижёг. Там камни, что угли в печи. А вон тот. — Взгляд мелкого обозначил болотника. Стоит ластоногий с топором на плече, ну точно, как сторож на рыночной площади. Дядька Ухимр так же глядит по сторонам, воришек выискивает, колотушку с плеча не снимает. Подкрадётся, да как даст колотушкой по плечам. Ворьё его жуть как боится. — Этот мохнорылый за нами приглядывает. — Предупредил Карлуха. — Нельзя нам вон за те камни. — Мелкий указал пальцем.

— А что там. — Снимая ботинки спросил я. Гранитные глыбы уходят вверх, светит у пола стекляшка, а вот дальше темно.

— Мне-то откуда знать? Не пускают. — Карлуха пожал плечами и принялся собирать мои вещи. — Ты это. — Коротун сунул под мышку ботинок, покрутил носом. — Прижмёт по нужде, ступай туда. — Взгляд пополз к арке. — За той каменюкой нужник имеется. Ты отмокай, если что, я неподалёку. — Подмигнул мелкий, поднял мою куртку и ушёл.

По берегу синяя глина твёрдая точно камень, гладкая, но нескользкая. Прошёл я по ней, слез в воду. Бусы вещ неудобная, тяжёлые они и тарахтят. Иду осторожно, крадучись, придерживаю ракушки. Заводь здесь, воды выше щиколотки. Улёгся и тут же вскочил. Глина прогнулась, мягкая она податливая.

— Что, испугался? — Окликнул Сюндель.

— Не то что бы очень. — Стою топчусь на месте. Глина под ногами как трава на болоте, мягкая того глядишь порвётся.

— Не бойся. — Сюндель присел. — Ложись и блаженствуй. Не знаю, что это? — Приятель погладил гладкий камень запечённой глины. — Польёшь водой становится мягкой как пластилин. Высохнет и опять камень. Удобная штука.

— И что в ней удобного? — Боязно мне ложиться, а выходить из тёплой воды не хочется.

— Ты ляг, сам всё поймёшь.

— Ну не знаю. — Потоптался, присел. Глина прогнулась, приняла нужную форму. Сидеть удобно, точно на перине. Осмелел и прилёг.

— Я же говорил. — Сюндель поправил свои бусы, поднялся. — Ладно, ты купайся. Пойду я, не буду мешать.

Лежу в мягкой глине, радуюсь жизни. Ничего не давит, хорошо и удобно, под головой вздулся волдырь как подушка.

Повернулся на бок, глина прогнулась, лёг на спину и опят удобно. Глина она и есть глина, куда примнёшь, туда и уляжется. Хороша водичка, не хуже, чем в бане. Закрыл глаза, отдыхаю. И тут меня ущипнули. Поднял ногу, поглядел. Нет волдыря, не вижу укуса, вспомнил о рыбках. Лежу, жду, ничего не происходит. Уселся, глина прогнулась, воды по грудь. Переливается водица, тысячи рыбёшек с синими боками, кружат большой стаей. Набросились на меня со всех сторон. И откуда они только взялись?

Поначалу растерялся, хотел было выскочить. Посидел, чуть пообвык и улёгся. Щиплют рыбёшки за пальцы рук и ног. Особо настойчиво клюют в пятки. Щекотно конечно, но и приятно, врать не стану понравилось мне.

Разморило, уснул. Не знаю сколько прошло времени, может несколько минут, а может и весь час с хвостиком. Разбудили громкие голоса и улюлюканье. Такое УЛЮ-УЛЮ я уже слыхал на болоте прошлой ночью. Лежу, слушаю, глаза не могу открыть, спать хочется.

— Бродяга! — Зовёт Карлуха. — Вылезай. Праздник начинается. Там эти. — Коротун взъерошил волосы. — Мохнорылые пожаловали. Колпаки надели, одежды по полу волочатся.

— Какие ещё мохнорылые? — Спросонку трудно понять о чём лопочет мелкий.

— Какие-какие? Болотники. — Злится Карлуха. — Одевайся, вещи просохли.

Вылез из воды, холодно. Гляжу по сторонам, вода, камни. Карлуха ботинки суёт. Взял штаны. Чистые они и сухие, стало быть спал долго. А вот ботинки всё ещё мокрые. Ну да ничего, на мне досохнут.

— Пошли. — Торопит Коротун, тянет за руку. — Девку притащили, голую. Сам видал.

— Какую девку? — Сбрендил мелкий, лопочет невесть что. Шагаю в полудрёме. Тащит меня приятель за руку, спотыкаюсь на гладком полу.

— Голую. — Повторил Коротун и остановился. Стукнул меня ногой и потребовал. — Просыпайся. Хватит дрыхнуть.

— Не сплю я. — Выдохнул, потираю лодыжку. — Чего дерёшься, больно же.

— Переживёшь. — Шипит Карлуха. — Девку что мы поймали, притащили на верёвке. Теперь понял?

— Понял. — Я кивнул. — Зачем притащили?

— А я почём знаю? Может, тебя ещё рас стукнуть? — Карлуха почесал нос, зарылся маленькой ладошкой в шевелюру и давай чесаться. — Не проснёшься, в коленку садану.

— Я тебе садану. — Потёр глаза и пригрозил кулаком. — Разморило. Вздремнул самую малость.

— Ага. — Коротун улыбнулся, выставил напоказ кривые зубы. — Видал я, как ты вздремнул. Спишь на ходу.

— Сплю. — Отпираться нет смысла. — А где наши?

— Сюндель был там. — Палец указал на камни, из-за них и слышится улюлюканье. Сейчас оно не такое громкое как минуту назад. Коротун поковырял пальцем в ухе и криво улыбаясь, объявил. — Михалыч трёкнулся.

— Это как?

— А вот так. — Карлуха покрутил пальцем у виска. — Свихнулся он. Насобирал пригоршню стекляшек. Перебирает их как крупу и лыбится.

— Лыбится?

— Ага. Радуется. — Карлуха пошёл вперёд, тронул рукой синее стекло в стене. — Он и к этой штуке прикладывался. Вырвать хотел, болотники отогнали.

— Зачем ему? — Я подошёл к стекляшке, потрогал. Холодная, светит голубым, по краям чуть мутное. Наверное, из таких штук делали бутылки? Не все конечно, зелёные, красные и чёрные из другого стекла.

— Пошли. — Торопит Карлуха. — Вон они у стола. Дармовую еду трескают.

Михалыч, Сюндель и Гунька трутся возле столов с едой, расхаживают, кушают. Неподалёку столпились болотники. Много их. Здесь и здоровенные с завитушками и мелкие вроде тех что лопатины у нас отобрали. Стоят болотники в остроконечных шапках. Одни только шапки и видать.

— Здорово. — Михалыч вытер о штаны руку и протянул мне. — Ты как? Рёбра не болят?

— Нормально. — Кивнул, пожал крепкую ладонь. — А чего так шумно? Что там?

— Да чёрт их знает? — Полным ртом ответил Сюндель. — Девку притащили. Раздели догола, теперь чем-то мажут. Чувствуешь, болотом потянуло?

Я принюхался, пахнет не очень, но не болотом. Чернилкой подванивает, травники эту траву на топях осенью режут. Не знаю какое зелье они из неё варят? Видал я её в каждой избе, травники вешают на пороге. Заходишь и головой цепляешься.

— Видал? — Михалыч показал мне синюю стекляшку. Глаза у Михалыча горят, улыбка до ушей. — Вон за тем камнем нашёл.

— И что? — Гляжу на Михалыча, а он в кармане роется.

— Как это что? — Хлопает глазами. — Это же алмаз. Понимаешь?