Пили и ели от пуза. Еда вкусная, много её. Всё больше рыба и травы с корешками. Одно плохо, соли нет. У кого не спроси, разводят руками, не знают про соль. Собеседники из болотников так себе. Пару слов в ответ могут сказать, но не больше. А вот на вопросы горазды. Всё им интересно, слушают раскрыв рты, не перебивают. Навеселе всегда поболтать хочется. Гунька с Карлухой про Бочку привирают, я о Тихом правду и небылицы рассказываю. Серёга-Сюндель о каких-то водяных и леших страшилки вставляет, и только Михалыч молчит, перебирает свои стекляшки. Чешем языки, рассказываем историю за историей, ластоногие слушают, кивают. А потом и кивать перестали. Так и повались всей компанией тут же возле столов. Устали от застолья легли спать на шкуры.

Проснулись не скажу, когда. Может поздно, а может чуть свет. В пещере что день, что ночь всё в одной поре. Спали покатом все вместе. Сюндель в обнимку с ластоногим, за дружились они с ним, закорешились, так объяснил Сюндель.

С тяжёлой головой и гадким послевкусием попил из озера, там же и умылся. Трясёт всего, руки дрожат. Моим приятелям тоже не сладко. Особенно плохо Карлухе. Даже опохмелка не помогла. Стошнило его. А вот мне полегчало. Выпил всего ничего, в голове затуманилось, похорошело. И почему я раньше не опохмелялся?

Пошатываясь выбрались на свежий воздух. Петляем между кустов и деревьев идём бредём, спотыкаемся. Впереди ластоногий с топором шагает, проворно идёт, едва поспеваем. Спустились по холму и вышли к болоту. Болотник указал рукой на камыш и пошёл в обратную сторону. Впереди заросли жёлтого камыша, сухие деревца, грязная вода и лохматые кочки. Надрывно квакают лягушки, пищат комары, свистят хастики. Птички такие, серенькие они совсем неприметные.

Накрапывает дождик, дует от болота холодный ветерок. Подванивает протухшей водой. После опохмелки меня это не пугает. Я бы ещё выпил, но вот беда нечего пить, даже воды в дорогу не дали.

— Бродяга. — Окликнули от кустов. — Подойди. — Зовёт болотник. Вылез он зарослей камыша, на сетке тина, лопатина-топор в жирном иле.

— Привет. — Поздоровался как с давнишним приятелем и спросил. — Как дела?

— По-разному. — Тихо ответил тот и повёл за куст. Отогнул ластоногий ветку и говорит. — Забирай девку.

Сидит она под кустом, закуталась в драную шкуру, глядит на меня большими глазищами и улыбается.

— От кого спряталась красавица? — Спросил и улыбнулся в ответ. Молчит девка глядит сквозь меня. — Чего это с ней?

— Спит. — Громко ответил болотник и протянул кожаный мешочек. — Переберётесь на ту сторону, дашь. Разжевать нужно.

— Погоди. — Присел, заглянул кареглазой в глаза. Пустые они, стеклянные. Не пойду я с дурочкой на болото. Тронул девку за руку, пошевелила пальцами, склонила на бок голову, хлопает глазищами. — Да она не в себе. — Разозлился я. — Зачем мне дурочка? Куда я с ней?

— Туда. — Болотник указал пальцем в сторону камышей. — Так нужно.

— Кому нужно? — Понюхал содержимое мешочка, пахнет травой, но вот какой не знаю.

— Всем нужно. И тебе в первую очередь.

— Мне? — Уставился на ластоногого. — Мне-то зачем? Вы опоили, вы и носитесь с ней. Что мне с дурочкой делать?

— Почему не взял нож? Сам решил тебе и тащить эту ношу. — Болотник тронул меня за плечо. — Ты катхи. Твоя дорога, омуты и холодный ил. Легко не будет.

— Голова чумная, соображаю плохо. — Пожаловался я. — Кто такой катхи?

— Хозяин, кто же ещё? — Поведал ластоногий. Девчонка заворочалась под кустом, высунула из-под шкуры голову. Посмотрела сквозь нас, глядит не моргает. — Сок муа не навредит, память покроет туманом. Забудет она где была и что видела. Теперь понимаешь?

— Понимаю. — Выдохнул и посмотрел на девку. Остригли её ластоногие. Не на голо, но и волос оставили совсем немного. — И долго мне с нею таскаться?

— Не знаю.

— А кто знает?

— Хозяйка Кхну. — Ластоногий понюхал воздух, выглянул за куст.

— Где мне её искать?

— Скоро придёт. А сейчас. — Ластоногий, протянул девке руку. — Вставай, пора идти.

В такой компании мы и вышли к моим приятелям. Я, ластоногий и девка. Сюндель курит, привалился спиной к трухлявому пню. Гунька согнулся в три погибели над Михалычем, шепчет что-то на ухо. Тот сидит на камне, глядит в пасмурное небо жуёт травинку. Карлуха уселся под упавшее дерево, охает да ахает, куски холодного мха к голове прикладывает.

— Почему босая? — Не вынимая сигареты, спросил Сюндель.

— Земля лечит. — Ответил болотник, помог девке усесться и ушёл.

— Привет. — Поздоровался Сюндель, выбросил окурок. — Давай знакомиться?

— Ой плохо мне, плохо. — Жалуется Карлуха. — Отравили жабы мохнорылые, опоили. Помру я.

— Не помрёшь. — Заверил Михалыч. — В болото залезешь, попустит.

— Язык проглотила? — Спросил Сюндель. — Э-э-эй. — Позвал, поводил рукой перед её лицом. Девка как сидела, так и сидит, даже не моргнула. — Пьяная?

— Спит. — Сказал то, что услышал от болотника.

— Спит? С открытыми глазами. — Сюндель тронул девку за плечо. — Красавица, а-у. — Красавица повернула голову, уставилась на него. — Чего это она? Может того. — Сюндель заглянул девке в глаза. — Придурошная?

— Сам ты придурошный. — Ответил грубо, помог девке встать и отвёл в сторонку.

— Да она же голая! — Выкрикнул Сюндель. — Вот черти мохнатые, что же они вытворяют? А если простудится?

— И что? — Спросил Михалыч и отошёл под дерево справить малую нужду.

— Сейчас. — Сюндель сбросил армейскую куртку, снял рубаху. — Бродяга, на-ка прикрой её. Штанины оторву, ноги обмотаем.

— Зачем штаны портить? — Через плечо бросил Михалыч. — Ты берцаки отдай.

— Я бы отдал. — Сюндель поскрёб щеку. — Но, куда они ей? Нога как у Золушки.

— Как у кого? — Полюбопытствовал Гунька.

— Забудь. — Отмахнулся Михалыч. — Слышь, Бродяга?! Мохнорылый не сказал, долго нам здесь куковать?

— Не сказал! — Ответил из-за кустов. Не доводилось мне девиц раздевать, сами раздевались. — Снимай. — Попросил тихо, даже не надеясь, что услышит.

Шкура упала в траву. Я и замер с раскрытым ртом. Стою, таращусь. Всё при ней, засмотрелся. Стоит девка в чём мать родила, глядит не моргает.

— Бродяга?! — Из-за кустов позвал Сюндель. — Не могу штанину оторвать! А давай я ей носки отдам?! Нормально будет?!

— Не знаю. — Прохрипел пересохшим горлом.

— Хватит пялится. — Толкнул меня Сюндель, вырвал из рук рубаху и поспешил к девке. — Вот ты ушлёпок. Я-то думал. — Ворчит приятель. Замотал девку, набросил поверх рубахи бушлат. Усадил на шкуру, растёр ей ноги, надевает носки и меня ругает. — Глазеешь урод. Дать бы тебе по роже.