Теперь офицер перевел взгляд на Савостина:

— С этими людьми… Как вы назвали их, бандитами?.. Вы были знакомы раньше?

— Нет, — нехотя бросил Михаил.

— Ваша супруга?

— Господин майор, — с усталой снисходительностью произнес Михаил. — Может, хватит играть на дудке? Мы всё рассказали, изложили, а вы опять по новой.

— Я обращаюсь к Антонине Григорьевне.

— Вы обращаетесь, а я не слышу, — бросила Антонина.

— Напрасно. Могу повторить вопрос… — сказал офицер.

— Не нужно. — Антонина встала, направилась прочь. — Чао!

— Одну минуту! Нужно подписать протокол! — окликнул ее Гринько.

— Без меня подпишут. — Антонина скрылась в кафе.

Гринько полурастерянно, полугневно посмотрел на Михаила:

— Распорядитесь, чтоб ваша жена вернулась.

— Я тоже сейчас уйду, — сказал Михаил.

— Это как?

— Ногами.

— Вы тоже отказываетесь подписывать протокол допроса?

— Товарищ майор. — Михаил поднялся. — Я тебя знаю не первый год. Что ты морочишь мне одно место? Наехали бандюки, хотели урвать бабло. Теперь ты с такой же задачей.

— Чего вякнул? — обиделся Гринько.

— Хочешь, чтоб отстегнул? Ну, отстегну. Обозначь сколько. Только не тычь мне протоколом в морду, — сказал Михаил.

Гринько мгновенно вспотел, принялся засовывать бумаги в мятый портфель, шумно сопя, встал.

— В отделение! Там разговор будет и серьезнее, и беспристрастнее. И ответишь по полной. Купить меня пожелал, сволочь!

Он широко и торопливо зашагал через двор, к нему навстречу выбежал Хамид с корзиной винограда, полицейский в изумлении остановился, затем ногой поддел корзину, рассыпав подношения, и скрылся за забором.

Узбек принялся собирать разбросанный виноград, крикнул Савостину:

— Не захотел взять! Что теперь делать, хозяин?

— Скажи Антонине, чтоб шла сюда.

Хамид убежал в кафе, Михаил взглянул на Гордеева, жестко велел:

— Садись. Будем разговаривать.

Артур подчинился. Заметив идущую к ним Антонину, налил чаю:

— О чем разговаривать, если мент ушел?

— Есть о чем, — сказал Михаил.

Антонина села напротив мужа, недовольно произнесла:

— Там народу прибавилось. Дильбар одна не справляется.

— Хамид поможет. — Михаил помолчал, гоняя желваки, неожиданно сообщил: — У меня пропали деньги.

Ни Антонина, ни Артур ему не ответили, смотрели молча, спокойно.

— У меня пропало много денег, — повторил Михаил. — Почти все, что накопил.

— Вопрос мне или… Артуру? — спросила Антонина.

— Обоим. Кроме вас двоих, в доме никто не бывает. Кто взял деньги?

— Соображаешь, что говоришь? — тихо спросила Антонина.

— Соображаю. Кто-то из вас должен признаться.

— Наверное, я, — не без издевки сказал Артур.

— Значит, придется возвращать.

— Миш, ты чего? — возмутилась Антонина. — Шутишь, что ли? Чего возвращать? Откуда у него деньги? Украл бы, только бы и видел его здесь. Сидит перед тобой, хоть сверху донизу обшарь.

— Значит, ты… украла.

Артур резко поднялся:

— Не совестно, Михаил?

— За тебя? — спросил Савостин.

— За жену. Ты кого обвиняешь? Сам, небось, пропил, теперь виноватых ищешь.

Савостин тоже встал.

— Даже когда пью, калькулятор в голове все одно вертится. А вы вот что… Я сказал, взял кто-то из вас. А кто — думайте сами, — и тяжело зашагал со двора.

Антонина и Артур некоторое время молчали, провожая его взглядами, затем Гордеев спросил:

— Ну и чего будем делать?

— Ты, что ли, брал? — окрысилась Антонина.

— Брала ты, а отвечать придется вдвоем.

— Не беспокойся. Тебе не придется. Главное, слушай себе и сопи в тряпочку.

— Сколько хоть взяла?

— Обязательно хочешь знать?

— Желательно. Интересно, сколько за меня отвалила.

— Миллион!

— Миллион? — присвистнул Артур. — Не слабо. И все ментам ушло?

— Куда ушло, не вернешь. Теперь главное, занимайся своими делами, а в чужие не лезь. Пока не ты тут хозяин. — Антонина оглянулась, кивнула в сторону стройки. — Иди, подгони народ. А то перекур затянулся.

Михаил по новой перерыл в своей комнате, в кабинете все сложенное стопками постельное белье, поискал под матрацем, выпотрошил платяной шкаф, залез в оба сейфа. Денег нигде не было. Набрал, правда, чуть больше ста тысяч разными купюрами, и больше ничего.

Посидел некоторое время на диване, уронив руки меж коленей. Наконец встряхнул головой, как после тяжелого похмелья, поднялся и почти на ощупь покинул комнату.

Магазин Нинки был, как всегда, открыт. Савостин поднялся по ступенькам, вошел в зал.

Продавщица стояла за прилавком, отпускала покупателей. Бросила взгляд на вошедшего, мимоходом спросила:

— Что-нибудь срочное или подождешь, Миша?

— Подожду.

Он примостился на подоконник, понаблюдал за двумя мухами, бьющимися в тюле, помог им выбраться.

Нинка наконец отпустила людей, присела рядом с Михаилом.

— Нашлись деньги?

— Тебе какое дело?

— Интересно. Переживаю. Сосед как-никак.

— Коньяк есть?

— Хоть залейся. Налить или с собой возьмешь? Могу затарить.

— Пока не решил. — Михаил помолчал, поднял на Нинку глаза. — Послушай, крыска…

— Обижаешь, Миша.

— Говорю как есть. Ты вот, крыска, все хвостом виляешь, а на прямую дорожку никак не выскочишь. Все время какими-то намеками. Можешь хоть что-то обозначить?

Нинка громко рассмеялась:

— Если обозначу, прибьешь.

— Есть за что? — спросил Михаил.

— Смотря с какого чердака глядеть.

— Давай с моего.

Нинка посидела, прикинула что-то, поднялась.

— Перед этим нужно по двадцать капель.

— Согласен, — кивнул Михаил.

Нинка привычно закрыла дверь на засов, взяла из-за прилавка початую бутылку коньяка, два стакана, плеснула в них до половины. Вернулась, чокнулись.

— Ну, за железные нервы и стальное сердце. Да? — сказала Нинка.