Красивую женщину можно любить лишь издали, наделяя ее тойвоображаемой женственностью, которую она отнюдь не излучает при близкомконтакте.

«Сверхмужчина» ставит женщину в определенные ограниченныерамки, он требует от нее столько, скольким владеет сам, то есть очень малого.Он превращает ее в служанку собственного тщеславия и чванства и можетпредложить ей лишь условное общение, между тем как женщина, покуда онаженственна, желает общения безусловного, то есть любви. Она чувствует своюженственную данность реализующейся, когда мужчина проникается ею, ее внутренними сокровенным, и начинает во имя ее творческое преобразование себя самого идоступного ему мира. Женственность внедряется в объективный мир через мужчину,она избегает непосредственного опредмечивания самой себя в виде красивого ибездушного идола.

Именно поэтому физически красивые женщины, как бы ниобманывался их поведением поверхностный взгляд, всегда душевно надломлены,всегда подозрительно недоверчивы, скованы в выражении чувств; они лучшепринимают просто сексуальный настрой в отношении себя, потому что это –единственная правда, которой учит их общение со «сверхмужчинами».

Невротичность красивой женщины налицо, в ней частоприсутствуют мстительные тенденции. Красавице трудно достойно реализовать вмире свою женственность, потому что ее физическая красота – сильная приманкадля «сверхмужчин», которые создают вокруг нее атмосферу бытовой реализациипола, она лишена возможности жертвовать собой во имя любимого человека и тайночувствует, что только такая жертва приобщает ее к вечно-женственному в нейсамой, непреходящему. Она знает, что «сверхмужчине» она нужна на поверхностном,объектном уровне; она отдает ему свое тело и, как будто, жертвует собой, но этажертва не затрагивает, не будоражит ее души, не делает ее иной.

Именно порождаемый этим невротизм может привести женщину втеатр, на сцену, становящуюся для нее, в конце концов, эшафотом.

Необходимо при этом заметить, что актрисами становятся нестолько красивые женщины, сколько, чаще, женщины, считающие себя красивыми (илиобладающие какими-либо другими неоцененными достоинствами), а таковые,нуждающиеся в театральных подмостках для своего эстетического восстановления,особенно невротичны, особенно нужны театру.

Невротизм актрисы необходим театру, он способствуетвыявлению и прояснению невротического динамизма, обязательно заложенного,закодированного в разыгрываемой пьесе.

Невротизм актрисы используется режиссером длянепосредственной убедительности переживаемых на сцене конфликтных состояний;она переживает их в жизни, но в сходных ситуациях они «работают» и в пьесе,волнуя своей непосредственностью и естественностью зрителя. Именно женскийневротизм подбрасывает, так сказать, более всего эмоционального топлива в огоньсценического действия.

Надо сказать, что невротизм женщины может быть правильнопонят только через театр, внутренний или общественный. Истерия, типично женскийневроз, – это всегда театр, что безусловно признают и те, кто далек отмысли видеть театр во всяком проявлении невротизма. Связь театра с истериейнесомненна так же, как связь истерии с театральностью, выразительнойдемонстративностью поведения.

Тем более понятна тяга истерической женщины к сценеобщественного театра. Женщина-актриса получает на сцене не только возможноепризнание публики – а это всегда моральная реабилитация и психотерапия дляневротика, – но и желанный контакт в процессе работы над ролью смужчиной-режиссером, проявляющим и проясняющим ее скрытый дар в символикедраматической постановки. Связь актрисы и режиссера, так же как связь невротикас тем, кто является для него психотерапевтом, совершенно естественна изакономерна. Сцена может представляться истерической женщине, желающей статьактрисой, тем заманчивым и желанным пьедесталом, с которого можно вызвать насебя вожделенный взгляд публики, эстетически пленить ее. Этот моменткомпенсации истерической фригидности, то есть неспособности чувственногоразрешения пола, всегда свидетельствует об отсутствии должного мужества подле женщины,побуждающем ее находить в театре то, чего она не имеет в жизни. Истерическаяактриса, то есть актриса, не нашедшая своего режиссера-психотерапевта, всегдаисподволь тяготеет к секс-шоу, и задача настоящего режиссера – не дать ей статьна сцене только «пленительным объектом», красивой и соблазнительной женщиной,но воплотить ее женственность в соответствующих достойных драматических формах.По-настоящему чувственная женщина – влекущая тайна, она, истинно чувствующаясвой пол, приобщенная к таинству женственного, не нуждается в стриптизе нителесном, ни душевном, ни явном, ни скрытом, ни символическом.

Театру не нужна счастливая женщина. Влюбленная актриса внастоящем театре профессионально непригодна. (Счастливое лицо не терпит масок.)

Тот, кто серьезно посвящает свою жизнь театру, долженотказаться от надежды преуспеть в реальной жизни, а тот, кто в ней преуспевает,в театре не нуждается.

Уход женщины в театр есть ее отход от мира, пострижение... вактрисы. Она отдается театру со всем пылом женского сердца, надеясь и ожидая,что театр принесет ей то, чего не дала жизнь. Однако в театре она лишьчеловеческая жертва, приносимая на алтарь искусства и страданием своимвызывающая острое нравственное переживание публики; она будит человеческуюсовесть.

В психотерапии невротизма столько собственно терапии,сколько в ней театра. Театр помогает человеку преодолеть душевный разлад,овладеть стихией невроза, то есть магически перевоссоздать черный угольневротического существования в блистающий алмаз творческого становленияличности. Его отношение к природе невротизма более адекватное, чем у медицины.

Медицина видит в невротизме какую-то трудно уловимуюаномалию, недолжное душевное состояние и желает нормализовать его, но она неимеет концепции душевной нормы человека; по поводу душевной нормы она можетпроизносить только общие и избитые фразы. Театр изначально принимаетневротическое состояние – ценностное раздвоение внутреннего пола – за исходнуюточку, он не только использует, но и культивирует, так сказать, энергиюневротического распада, он активно, действенно и чувственно проявляет,проясняет, прорисовывает для невротика картину его невротического самоощущенияи, тем самым, способствует его душевному самоочищению. Только увидев своеотражение в зеркале, можно оценить собственную внешность, можно искатьсоответствия себя себе, и театр осуществляет для невротика эту функциюнравственного зеркала, он проявляет через предлагаемую сценическую модель и ееотзвук в публике скрытые для сознания невротика морально-нравственные проблемыего существования, его нелепое, быть может, разрешение переживаемогоневротического конфликта. Театр помогает ему ощутить свое социальное лицо какусловную маску, заставляет его внутренне отрешиться от этой отчужденной маски ис надеждой обратиться к глубинам собственного "Я", ощутить и пережитьвечно женственное начало каждой чувствующей, живущей и страдающей души.