Поскольку Фанни трудилась для других, не думая о собственных чувствах и жертвуя собой, – словом, старалась быть полезной, – только ей одной достало душевных сил достойно принять жестокий удар судьбы. То была кульминация романа и своеобразная проверка для всех героев. Что до остальных (из их числа я всегда исключаю Эдмунда), то богатство приучило их к слишком большой свободе действий. Перед ними никогда не стоял трудный выбор, который как раз и закаляет характер. Поэтому в сложных жизненных обстоятельствах они оказались совершенно беспомощными.

Остин знала, что горести рано или поздно постигают всех. Несчастье постучало в двери ее семьи, когда жена богатого брата Эдварда умерла спустя несколько дней после рождения одиннадцатого ребенка. Старшей девочке, Фанни Найт, было тогда всего пятнадцать. Джейн писала Кассандре, которая снова уехала в Годмершем помогать роженице:

Утрата Эдварада тяжела. Таковой она и должна быть; поистине, ему и его безутешной дочери теперь слишком рано проявлять Сдержанность в столь великом горе; однако мы смеем надеяться, что совсем скоро чувство Долга нашей дорогой Фанни по отношению к горячо любимому Отцу пробудит в ней желание к Усилиям. Она постарается быть спокойной и смиренной ради него, и то станет подлинным доказательством Любви к душе ее усопшей Матери.

Остин убеждала своих дорогих и близких в том же, что советовала и нам. Любовь – это действие, это умение проявить выдержку ради других и, в конечном счете, ради себя:

Любезной Фанни следует теперь понимать, что она есть главное утешение для своего отца, его истинный друг и тот единственный Человек, который станет мало-помалу восполнять ему, насколько это представляется возможным, такую потерю. Сама способность на такую заботу придаст ей сил, подбодрит ее.

Именно так все и сложилось. В очередном письме Кассандре, которая гостила в Годмершеме, стараясь быть полезной его обитателям, Джейн (на нее легли заботы о старших сыновьях Эдварда; они находились в пансионе, когда умерла их мать) сообщила:

Как же порадовали меня твои строки о Фанни… Мы думали и говорили о ней вчера… мы от души желаем ей нескончаемой радости и безмерного счастья, для которого она, по всей видимости, рождена. Пока она дарит счастье своим близким, то может не сомневаться в том, что и на ее долю выпадет оное.

Долг, усилия, смирение и, в результате, счастье – эти идеи Остин воплотит в истории той Фанни, которую придумает сама и поселит в поместье, очень похожем на Годмершем.

Существует, однако, еще один способ быть полезным (правда, я никогда не рассматривал его с этой точки зрения); Остин страстно хотела научить нас этому способу и потому написала о нем еще в начале романа. Десятилетняя Фанни жила в Мэнсфилде уже неделю и каждую ночь засыпала в слезах. Как-то раз Эдмунд, который был старше ее на шесть лет, застал девочку плачущей на чердачной лестнице. «И, севши рядом с нею на ступеньку, он всеми силами старался преодолеть ее смущенье… и уговаривал открыться ему». Поняв, что Фанни тоскует по родной семье, он предложил: «Давай выйдем в парк, и ты мне расскажешь про своих братьев и сестер». Этой простой фразы оказалось достаточно, чтобы они стали верными друзьями на всю жизнь. Никому другому это и в голову не пришло; о бедняжке просто-напросто вообще никто не думал.

Как сильно, наверное, отличался рассказ Фанни от тех баек, которыми я развлекал своего друга и его жену, от тех точно выверенных анекдотов, призванных увеселять публику. «…Ты мне расскажешь все про своих братьев и сестер». «Расскажешь все»: спокойно, не опасаясь, что тебя перебьют; не пытаясь поразить или рассмешить; не волнуясь, что собеседник, вместо того, чтобы слушать тебя, сосредоточенно соображает, как ему ответить, когда ты, наконец, умолкнешь. На самом ли деле Эдмунд интересовался братьями и сестрами Фанни? Вряд ли. Но он хотел утешить и успокоить девочку, а ей нравилось говорить о своих родных – и для него это было самое главное. Эдмунд понимал, что, только слушая людей, можно узнать об их чувствах, переживаниях, духовных ценностях и складе ума; лишь так можно изучить человека целиком и полностью. Остин не зря была писательницей: она знала, что за каждой историей стоит человек, а слушать чьи-то слова, вникать в чьи-то чувства, признавать чей-то опыт и есть высшее проявление человеколюбия, самый приятный способ быть полезным.

Общаться с весельчаками, безусловно, увлекательно. Однако наверняка у ваших знакомых есть куда более значительные качества, чем просто способность смешить. Поразмыслив о людях, которые подарили мне столько приятных и неприятных минут, о том великолепном жестоком мире, в который они меня ввели, я пришел к выводу, что нельзя судить о человеке по количеству доставленного вам удовольствия. Не «забавный или скучный», «стильный или не стильный», а «сердечный или равнодушный», «бескорыстный или эгоистичный». Люди, которые думают о других, или люди, которые думают только о себе. Люди, умеющие слушать, или люди, умеющие только говорить.

Я понял, что если даже распрощаюсь с тусовкой золотой молодежи (именно так я и поступил, когда привел в порядок мозги), если даже вовсе уеду из Нью-Йорка (и, возможно, когда-нибудь мне придется это сделать), уроки, полученные в этой компании, все равно пригодятся. Не многие из нас вращаются в высшем обществе, на которое мне удалось глянуть одним глазком, но все мы живем в мире, где очень высоко ценятся деньги, положение и слава. И потому все мы склонны превозносить тех, кто добился богатства и успеха, оценивать с этой точки зрения себя и свои достижения, жертвовать действительно важным на пути к этим мнимым благам.

Признаюсь честно, я так и не сумел полюбить Фанни Прайс и не смог вызвать в себе антипатию к Крофордам в той мере, в коей они этого заслуживали. Так же нелегко было ограничить общение с моим другом и его женой. Забавы забавны, очарование очаровательно, и к ним невозможно не тянуться. Но тут стоит вспомнить мысль из «Нортенгерского аббатства»: «Такие чувства достойны изучения, чтобы они [люди] могли узнавать сами себя».

Разум не помешает нам чувствовать, но удержит от нежелательных поступков, не даст чувствам накрыть нас с головой.

Подозреваю, что по замыслу автора, Фанни Прайс и не должна была нам понравиться. Полюбить ее трудно, однако писательница ставила перед собой иную задачу – ей нужен был полный антипод Крофордам. Не наделив Фанни ни живым умом, ни обаянием, Остин заставила нас сосредоточиться на тех чертах характера героини, которые важны для повествования. Элизабет Беннет тоже была щедра, добра, заботлива и бескорыстна, но ее очарование затмило все эти качества. Такое впечатление, что в образе Лиззи для Остин важнее всего были живая прелесть и остроумие.

А вот для «Мэнсфилд-парка» Остин требовалась совсем другая героиня – вялая и унылая. Писательница словно разделила образ Элизабет пополам: Мэри досталась прелесть, Фанни – великодушие, а нам предстояло решить, что (или кто) из них лучше. Остин не порицала живость ума и проворство, она просто показывала нам, что эти качества – не самые главные в жизни. «Мудрость важнее остроумия, и в итоге последнее слово окажется за ней», – писала она Фанни Найт в тот самый год, когда был опубликован «Мэнсфилд-парк». Конечно же, сложно и не слишком приятно предпочесть Фанни, а не Мэри, но Остин четко давала понять, что надо поступить именно так.