– Значит, все-таки тайны существуют? – Он чуть пригнулся и подался к ней. Зубы у него были большие. Большие желтоватые зубы…

– Эти тайны не имеют никакого отношения к человеческому бытию. Это все равно: будет человек разгадывать их или не будет…

– Наверное, это невозможно – разгадать их? – Теперь он говорил серьезно.

– Да, – опять же коротко согласилась она… Он вдруг спросил, что сейчас беспокоит ее…

– Что-то очень практическое, я угадал?

Она уже была расположена к нему и призналась доверчиво, что боится за свои деньги.

– Так подымемся скорее к вам! – воскликнул шевалье участливо.

Они поспешно поднялись по скрипучим ступенькам, иные из которых так и ходили ходуном под их шагами. Здесь было темновато. Шевалье поддерживал девушку за локоть и это было ей приятно. Она сразу подумала, что было бы приятно, если бы он целовал и обнимал ее… В темной комнате все различалось совсем смутно.

– Я бегу за свечами! – громко произнес он голосом почти совершенно юношеским и затопал вниз.

Ее глаза привыкли к темноте. Кажется, ее узлы были на месте. Шевалье возвратился, неся в руке, высоко поднятой и вытянутой, оловянный подсвечник. Свеча осветила комнату. Да, узлы оставалась целы! Он обнял девушку и объятия его были крепки и нежны. Она охотно поддалась этим милым объятиям.

– Бедное мое дитя! – прошептал он. Его кожа пахла почти так же, как пахла молодая кожа Михала. Елизавета, совсем невысокая, приподнялась на цыпочки и потерлась щекой о его выбритый подбородок… – Бедное мое дитя! Вы с таким напряжением изображаете непринужденность! Когда притворяешься, надобно верить в себя гораздо более, нежели верите вы!..

Она не спросила, как он догадался о ее притворстве, о том, что она не та, за кого выдает себя. Она почему-то знала, что он не выдаст ее. Но она запомнила его слова!

– Что подумают о нас? – вдруг спросила она.

– Мы уедем утром, – тихо проговорил он.

Ночью ей было хорошо. Она подумала, что ведь в том, чтобы познавать разных мужчин, нет ничего дурного для женщины! Разве ее можно назвать дурной женщиной? Разве она продает себя? А если даже и брать деньги? Разве муж не содержит свою законную жену? Елизавета сравнивала мужчин, которых успела познать. Было так занятно то, что они были разные; их тела по-разному пахли, имели разную плотность… Но все-таки Михал – это было совсем другое, это было как будто частица, нет, даже и не частица, а совсем не такая малая часть… «…всего моего существа…» – подумала она, засыпая…

На рассвете она просто и прямо спросила де Сейналя, почему он знает, что его собеседница, а теперь и ночная любовница, не та, за кого выдает себя. Она думала, что он станет объяснять, указывать на ее промахи, но он сказал, так же просто и прямо, как и она спросила:

– Я сам притворяюсь. Почти постоянно! Ты не знаешь, милое дитя, как распространено притворство! Это может показаться странным, но многие притворяются просто-напросто из любви к искусству, что называется! Я встречал удивительных притворщиков! Чуди[31], к примеру, или граф Калиостро, истинный гений притворства и преображения…

– Притворства или преображения? – перебила она.

– Это одно и то же, девочка! – Он говорил властно, по-мужски, но сейчас этот тон не оскорблял Елизавету. – Я помню аббата Шуази, который пять месяцев кряду ломал комедию на театре одного большого города, притворяясь девицей-актрисой! И зачем же он такое вытворял? Нет, не для того, чтобы заработать деньги, а так, ради собственного развлечения! Впрочем, случается и так, что человек начинает притворяться, потому что у него нет иного выхода, а потом до того увлекается обаятельным искусством притворства, что уже находит в этом искусстве истинное удовольствие! Знаете ли вы о кастратах в итальянской опере? – Елизавета сделала легкое движение головой, показывая, что нет, не знает. Он продолжил: – Я знавал некую девицу, обладательницу великолепного голоса! Но именно будучи девицей, а не мужчиной-кастратом, она не имела права петь в опере! И что же оставалось предпринять бедняжке? Она очень успешно притворялась кастратом! Она даже и меня ввела первоначально в заблуждение, хотя, разумеется, в конце концов стала моей. Но видела бы ты, с каким удовольствием прекрасная Тереза разыгрывала роль кастрированного юноши-певца!.. Кстати уж, если речь зашла о кастратах, я не могу не вспомнить замечательного Филиппо Балатри! Нет, он-то не был притворщиком, но все же пережил множество приключений, побывал даже в Московии, которая еще именуется Россией!..

Елизавета сидела на постели, откинувшись на жестковатую подушку и вытянув ноги под периной. Темные-темные волосы распустились по плечам. Обнажилась грудь…

– Я обожаю, когда юная девушка ложится в постель, сняв сорочку! – вдруг сказал он. Их одежда была брошена на пол. Он быстро одевался. – Ты еще только начала расцветать, – он обнажил в улыбке большие зубы. – Но тебе нужна горничная. Вставай же! Я помогу тебе одеться. – Он быстро приблизился к постели, поднял Елизавету на руки… Она закрыла глаза и весело и открыто притворилась истомленной, хотя на самом деле всегда после соития с мужчиной ощущала себя энергически легкой и сильной… Он поставил ее на пол. Она открыла глаза, смеясь тихо. Он принялся одевать ее, проявляя завидные проворство и умение. Она, повинуясь его тихим приказам, послушно, как маленькая девочка, наряжаемая заботливой матерью, поднимала руки и наклоняла голову…

– А почему у тебя нет слуги? – вдруг спросила она по-детски.

– По той же самой причине, по которой у тебя нет горничной! Я на мели. У меня сейчас мало денег! – Он закончил одевать ее, картинно развел руки в стороны и поклонился ей придворным поклоном.

Первым ее непосредственным душевным движением было – предложить ему денег! Ведь он являлся ее собратом, сотоварищем в прелестном искусстве притворства. Но тотчас она поняла, что не нужно, совсем не нужно раскрываться перед ним полностью, рассказывать ему решительно все! Да, он вел себя с ней не только как любовник, но и как друг, добрый советчик… Но все же это был мужчина! И она, женщина, не должна была доверять ему все-все свои чувства и мысли!.. «…он сумеет раздобыть деньги… – говорила она себе в уме… – и ведь он проницателен, он должен был догадаться, что у меня есть деньги! И ведь он не просит…» – Она поняла, что, в сущности, пытается оправдаться сама перед собой. А ведь она ни в чем не провинилась…

Он действительно оказался проницательным человеком. Несмотря на то что был, как он сам выразился, на мели, он расплатился и за нее и за себя. В карете они продолжали тихий доверительный разговор. Он спросил, куда она едет. Она отвечала, несколько уклончиво, что едет в Пинск. Он не спросил, зачем, но снова повторил, что ей нужна горничная…

– Существуют особые конторы, где возможно нанять порядочную девицу, там более или менее могут гарантировать, что она не обворует хозяев!..