— Ладно уж, иди, красавица, — вымолвил глухо он. — Забылся я, прости…

Получив разрешение и, сжимая ладошкой в кармане мешочек с деньгами, Маша без промедления выпорхнула из его раскинутых рук и, отойдя от Невинского на пару шагов, произнесла:

— Прощай, сударик, идти мне надобно.

Она быстро устремилась вперед по улице, не оглядываясь и молясь, чтобы дворянин не передумал и не забрал у нее кошелек, полный золотых рублей.

Михаил долго смотрел вслед девушке и думал лишь о том, что такая невозможная изящная красавица, с подобными очами не должна быть простой цыганкой, ибо явно заслуживает чего-то большего, чем бродяжить по грязным улицам с протянутой рукой.

Проворно догнав своих подельниц, Маша перевела дух и облегченно вздохнула оттого, что мужчина, видимо, не узнал ее. Она пошла дальше вместе с девушками, немного успокоившись. Однако воспоминания о времени, которое она счастливо проводила с семьей, вклинились в мысли Маши, не давая девушке расслабиться. Осознание того, что сейчас она находилась как раз в Москве, где некогда их семья владела загородной усадьбой, словно колоколом звенело в ее сердце. Не в силах противостоять заполонившему ее чувству безграничной тоски по прошлому и желанию вновь увидеть то самое место, где она когда-то девочкой играла со своей младшей сестренкой, Машенька уже через два квартала сказала цыганкам, что ей надобно проведать некую знакомую и что позже она вернется в табор сама. Девушки согласно закивали и последовали дальше, а Маша, свернув в нужном месте в сторону, поспешила на окраину города, к заветному месту, где располагались дачи и усадьбы богатых горожан.

Спустя час она достигла знакомой чугунной ограды и приникла к ней, пытаясь в сумеречной мгле разглядеть, что происходит внутри. Пустынный парк с погашенными факелами показался ей заброшенным, нигде не было видно ни души. Девушка пошла вдоль чугунной ограды с каменными столбами и спустя некоторое время, пару раз свернув, достигла невысокого деревянного забора, который отгораживал бывшую усадьбу ее родителей от неприглядных заброшенных домов, стоящих неподалеку. Именно здесь находилась калитка для прислуги. Маша, прекрасно помня о ней, приблизилась к нужному месту и, подхватив валяющийся на земле прутик, умело просунула его в щель и вскинула вверх щеколду, закрывающую калитку. Быстро войдя внутрь, девушка огляделась по сторонам и вновь никого не заметила. Она осторожно прикрыла за собой калитку и устремилась вдоль высоких кустарников в сторону дома, оглядываясь по сторонам и приподнимая юбку.

За короткое время достигнув усадебного дома, Машенька так никого не встретила и не увидела. Остановившись у цветников, девушка пробежалась взором по двухэтажному каменному особняку. Свет в окнах не горел. Создавалось впечатление, что ни в доме, ни в усадьбе никто не жил. Она приблизилась к парадной двери и увидела, что та затворена снаружи на засов. Это подтвердило ее догадки, дом был необитаем. Дикое желание войти и вспомнить, как она некогда жила здесь вместе с родными, завладело девушкой, и она нахмурилась. Это было нехорошо, да и опасно проникать внутрь. Но ее желание было настолько сильно, что она все же решилась тайком войти.

Парадная дверь была заперта, но в доме существовало еще три двери, через которые можно было проникнуть внутрь. Две из них были для прислуги, и Машенька, проворно обойдя особняк, попробовала открыть их. Первые также оказались заперты. А последняя, самая дальняя, к ее восторгу, открылась просто, и девушка беспрепятственно попала в дом. Так же тихо, стараясь не шуметь, она прошла внутрь и поднялась по винтовой черной лестнице сразу на второй этаж, где располагались спальни. Кругом стояла тишина и покой, не было видно ни души. Вечерний сумрак окутывал коридор, и Маша зашла в первую спальню. Это была детская, где когда-то давно они с Лизой играли. Мебель в комнате была накрыта темными тряпичными накидками, и она, пройдя в комнату, осмотрелась. Пейзажные картины на стенах и расписной потолок сразу же пробудили в ее душе давно уснувшие воспоминания о прошлой жизни. И она почти наяву вспомнила, как весело было им с Лизой играть здесь. Чувствуя, как к горлу подкатил комок, девушка подумала, что Лизы давно нет, а она, Маша, находится здесь тайком. Тяжко вздохнув, она вышла из комнаты и медленно направилась в следующую спальню.

Комната старшего брата Сергея тоже казалась необитаемой. Спустя несколько минут на глаза девушки навернулись слезы, так как ее воспоминания воскресили моменты из прошлого, когда она еще девочкой взбиралась на стоящий около комода диванчик и с интересом следила за тем, как брат брился или выбирал галстуки для выхода. А она задавала ему глупые вопросы относительно его туалета и вдыхала приятный запах его духов. Радужные воспоминания в ее сознании сменились страшными картинами того прохладного утра, когда Сережу застрелили, и она отчетливо вспомнила тот миг, когда он упал навзничь во дворе проклятой тюрьмы.

Смахивая набежавшие слезы, девушка последовала дальше и вошла в спальню родителей. Здесь также все было накрыто темными чехлами, и Машенька замерла посреди комнаты. В сумерках на нее с портрета взирал, как оживший, отец. Она приблизилась к изображению Кирилла Петровича и, подняв лицо, долго смотрела на любимые черты, сердце билось глухо, словно колокол, который протяжно, медленно звонит по умершим. Невольно взор девушки переместился в сторону и упал на портрет матери. Анна Андреевна была изображена очень молодой, лет двадцати пяти, в напудренном высоком парике и дорогих украшениях. Светлое, парадное платье из парчи, с глубоким вырезом, богато и искусно расшитая шаль на тонких руках, подчеркивали достоинства и изящество ее фигуры. Машенька долго вглядывалась в прекрасные темно-голубые глаза матери, и душа девушки беззвучно рыдала, а по щекам ее тихо лились слезы горя и раскаяния. Она знала, что прошлого уже не вернуть. Но как же ей хотелось в эту минуту хотя бы на миг увидеть дивные, родные и любимые лица. Как же ей хотелось, чтобы теперь ее несчастные родители был живы, и сейчас принимали бы ее внизу, в гостиной. А она, Машенька, еще такая молоденькая, приезжала бы на лето к ним в гости, в эту усадьбу, с милым мужем и маленькими детками. Все вместе они проводили бы тихие семейные вечера в теплой гостиной или в благоухающем саду, в радости и душевной теплоте.

Но ничего этого не могло случиться оттого, что судьба не была милостива к ее родным и к ней самой. И она сама, Маша, последняя оставшаяся в живых после трагичных жутких событий двухгодовалой давности, в эту пору со своим сыном влачила нищенское тягостное существование, без имени, без денег и без должного уважения, которое полагалось ей по рождению.

Через некоторое время девушка как будто опомнилась и, чуть отойдя от портретов родителей, оглянулась вокруг. У нее возникла шальная мысль взять из родительской спальни некую вещь, как память о них. Ведь после того стремительного ареста у нее совсем ничего не осталось от родителей. Машенька знала, что имущество их семьи было арестовано и удержано в государственную казну. Она услышала об этом два дня назад, едва табор остановился на постой в Москве, через одного из городовых, которому щедро заплатила за сведения, представившись дальней родственницей Озеровых. И теперь, словно завороженная, Маша медленно приблизилась к секретеру и окинула взором его полки. Здесь стояли некие книги, в углу лежали бумага и чернильница с перьями. Девушка отворила первый ящик, и ее взгляд упал на простую бархатную шкатулку. Она открыла ее и нашла там два медальона. Быстро раскрыв их, Машенька увидела миниатюрные портреты родителей в светлых одеждах. Судя по молодым красивым лицам и фате за спиной Анны Андреевны, это были венчальные портреты. Машенька закрыла медальоны, которые были в половину ее ладошки и убрала их в карман. Она не считала себя воровкой, нет. Ведь она взяла только медальоны, потому что они принадлежали ее семье и были единственным наследством, которое осталось ей от родителей, не считая старинного камня, подаренного ей Анной Андреевной.