До того, как она услышала кошек из Килкула, она думала, что осталась последней кошкой на Сурсе...

Ну, по крайней мере, единственной правильной кошкой. Разумеется, были еще рыси, серые и рыжие, а раз или два она слышала клич кота-охотника; но, как всегда наставляла Тишь ее мать, такие существа, если попасться им под горячую лапу или просто когда им нечем поделиться, запросто могут в мгновение ока сожрать тебя.

А потому Тишь оставалась одинокой долгие годы, сходя с ума, шпионя за жителями деревни и становясь невидимой всякий раз, когда поблизости появлялся Саток. Ей пришлось здорово постараться для того, чтобы привести людей килкулских кошек к пещере, однако она надеялась на то, что эти двое не склонятся перед Сатоком, поскольку пришли из другого поселения.

Когда девушка попалась, кричать было бесполезно. Собака лежала еле живая: Саток ударил ее своим страшным посохом, как бил когда-то семью Тишь. Крисак и парень из Килкула были в мертвом месте — а туда Тишь не пошла бы даже ради того, чтобы спасти своих котят...

И потому теперь Тишь уходила прочь: ей больше нечего было ждать. Завывающий холодный ветер грубо взъерошивал ее шерсть. Поздно ночью она нашла место, где следы лошадей и собаки пересекались с другими следами, среди которых были и те, что заставили ее приподнять уголки губ в подобии улыбки. Кот-охотник — скорее всего из Килкула, поскольку люди пришли оттуда. Большой. И еще лошадиные следы. Тишь поцарапала когтями следы кота, потерлась о них мордочкой, пометила их. По другим запахам, смешивавшимся с запахом большего кота, она поняла, что он жил среди подобных Тиши и вряд ли станет ее есть.

Решив, что эти новые пришельцы могли расположиться лагерем где-то впереди, она побежала по их следам. Но она была маленькой, а путь был долог, и Саток снова выиграл. Она громко замяукала, надеясь, что кошки из Килкула ее услышат, но ответа не было.

Наконец на рассвете она устроилась поспать на несколько часов, потом снова побежала вперед, хотя следы были оставлены уже давно и отыскивать их было нелегко. Но разве у нее был выбор?..

* * *

Мэттью Лузон был огорчен и раздосадован отношением к нему пилота. С самого начала он чувствовал, что капитан Грин не воспринимал ни самого Мэттью, ни его миссию с должной серьезностью. Он не выказывал расположения, а кроме того, оказался на редкость скверным пилотом, проваливаясь в каждую воздушную яму, то пролетая слишком низко над вершинами гор, то поднимаясь в облака.

И все это началось уже после того, как они отправились в путь. Вечность ушла на то, чтобы погрузить в грузовой отсек в хвостовой части вертолета все необходимое. Если бы не этот груз, места в вертолете вполне хватило бы для всех помощников Мэттью.

— Послушайте, разве вот это нельзя оставить? — спросил он, когда его терпение было почти на исходе; однако пилот только улыбнулся и ответил:

— Никак нельзя, сэр. Поселенцам во Фьорде это нужно. Я мигом все закончу, сэр.

Потом начался этот кошмарный полет, и Брэддока тошнило так, что весь пол оказался изгваздан до неузнаваемости, и всю первую часть перелета им пришлось дышать этой вонью.

Когда вертолет приземлился во Фьорде Гаррисона, Мэттью вылез наружу, предоставив Брэддоку самому убирать всю эту грязь, и, найдя камень с наветренной стороны, пристроился на нем, чтобы продолжить свои заметки. Пилот тем временем открыл все двери и иллюминаторы, чтобы выветрился запах.

— Надо разгрузиться, доктор Лузон, — заявил он, несмотря на то, что мало кто рискнул бы потревожить Мэттью в такой момент. — И подзаправиться не помешает. Может, отсюда тоже кое-что надо будет забрать.

Тут пилот понизил голос, чтобы следующие его слова не донеслись до Брэддока, который, скорчившись, подтянув колени к животу, лежал на поросшей мхом земле:

— Здесь отлично жарят рыбу.

Мэттью только рукой махнул при упоминании о жирной пище.

— И еще, — продолжил пилот, указывая на Брэддока, — дали бы вы ему таблетку от тошноты. Он должен был сказать об этой своей проблеме до того, как мы взлетели.

Мэттью кивнул, недоумевая, почему пилот сам не спросил об этом до того, как они покинули космобазу. Потом пришли жители селения, чтобы помочь с разгрузкой, и пилот пошел здороваться с единственной женщиной среди них. Она принадлежала к несколько иному типу женщин-селянок, чем те, которых Мэттью встречал в Килкуле. Женщина жизнерадостно болтала с пилотом, в то время как он вместе с остальными мужчинами разгружал вертолет. Мэттью написал о перенесенных им в полете трудностях, чтобы это было поставлено пилоту на вид. Он заметил, что кто-то дал Брэддоку одеяло — тот дрожал под ветром, поднятым винтами вертолета.

Оглядывая поселение, Мэттью понял, что основным занятием его жителей было рыболовство. Несомненно, здесь существовала субкультура, исследование которой принесло бы богатые плоды, поскольку люди, населявшие побережье, то есть места с более умеренным климатом, имели обычаи, отличающиеся от континентальных. Он сделал пометку, чтобы вернуться к этому вопросу позднее, поскольку сейчас Брэддок был не в том состоянии, чтобы писать под диктовку.

Еще раз оглядев поселение, прежде чем подняться на борт уже разгруженного вертолета, он с удивлением заметил сидящую на пороге дома и греющуюся на солнце кошку. Очень большую кошку. Размерами она была примерно с пантеру, но уступала этим гибким хищным зверям, сейчас почти вымершим, в стройности. Она скорее напоминала огромную домашнюю кошку совершенно обычного черно-белого окраса. Возможно, это и есть один из котов-охотников, о которых столько раз слышал Мэттью: один из тех чудесных зверей, которые помогли спасти Фиске и способствовали исцелению Фрэнка Метаксоса.

Мэттью поднялся, закрыл блокнот и задумался о том, разумно ли будет подойти к этому зверю. Непохоже было, чтобы он был чьим-то. Если же этот зверь окажется бродячим, то его можно забрать в лабораторию и тщательно исследовать. Он уже собирался приказать пилоту загнать зверя в клетку и запереть его там, пока у Мэттью не найдется на него времени, когда пилот спешно подозвал его и без всяких церемоний отправил назад на борт вертолета. Брэддок уже был там, надежно пристегнутый ремнями; по счастью, он выглядел сонным, и непохоже было, что его снова будет тошнить. Прежде чем Мэттью успел упомянуть о коте или возразить против их поспешного отлета, винты заработали, и вертолет поднялся над глубокими водами Фьорда, высоко над мачтами какого-то примитивного кораблика...

* * *

Как ни странно, полет к южному континенту прошел без провалов в воздушные ямы, которые так изматывали их над землей. Мэттью пытался кричать, перекрывая шум, пытался задавать вопросы о поселении, которое они недавно покинули... Наконец он решился дотронуться до плеча Грина, чтобы обратить на себя внимание. Тот только улыбнулся любезно, постучал по своим наушникам и пожал плечами. Мэттью опустился в кресло и сильно затянул ремень безопасности, но почти тут же слегка ослабил его, чтобы не мешать циркуляции крови. Ему не нравилась эта вынужденная изоляция, равно как и прочие неудобства путешествия; кроме того, ему было странно, что в вертолете были только одни работающие наушники. Однако он постарался успокоиться и смириться с мыслью о долгом и скучном путешествии, что, правда, стоило ему немалых усилий. По счастью, холодный воздух и запах машинного масла забивали слабый аромат “излияний” Брэддока.