Каждый раз во время перелетов в одном из подобных транспортных средств Мэттью начинал думать о том, чтобы брать уроки вождения вертолета — весь процесс управления казался до смешного простым; однако же у него никогда не находилось времени для того, чтобы заниматься на курсах. Когда-то один из его бывших ассистентов, молодой человек, возможно, слишком сильно поддававшийся чужому влиянию, выказал способности в этом отношении. К сожалению, как только молодой человек научился летать, он сильно переменился и не проявлял более непоколебимой верности и беспрекословного повиновения, которые, по мнению Мэттью, являлись необходимыми качествами для каждого из его ассистентов.

Мэттью подозревал, что пилот этого вертолета также не обладает этими качествами. Он утвердился в этом мнении, когда, доставая отчет, обнаружил под сиденьем пару наушников, которые Грин должен был бы немедленно ему предложить. Мэттью немедленно вставил штекер наушников в разъем, находившийся на подлокотнике сиденья, и надел их, однако громкий треск электрических разрядов заставил его немедленно избавиться от наушников.

Повелительно постучав пилота по плечу, он указал на наушники. Ухмыльнувшись, тот покачал головой, отвел в сторону микрофон и, наклонившись к Мэттью, прокричал:

— Не работают!

То, что испытал при этих словах Мэттью, было смесью изумления, гнева, отчаяния и сугубого отвращения, вызванного недобросовестностью и безразличием обитателей этого мира. Люди были разбросаны по всей вселенной, некоторые жили в высокотехнологичной среде, которую обеспечивал Интергал. А ему было суждено оказаться на невероятно примитивной планете с наушниками, подобными тысячам других, но при этом неработающими, хотя их наверняка можно было легко исправить.

Разумеется, подобный воздушный транспорт был немногим лучше своего древнего предшественника. У старинных моделей скорость и дальность перелета были ограниченны; кроме того, они не могли подняться на большую высоту. Этот конкретный экземпляр со всеми своими неполадками ни в коем случае не был совершенством: он не мог подняться над атмосферой планеты, а кроме того создавал массу шума.

Однако же этому вертолету требовалось мало места для посадки; он мог зависнуть в воздухе и мог приземлиться ночью без посадочных огней. Изучая карту, высветившуюся на экране портативного компьютера, Мэтью подумал о том, что это последнее может оказаться крайне необходимым.

Он хотел спросить пилота, часты ли полеты на южный материк. Разумеется, туда должны летать часто. Эта планета, как в северной, так и в южной своей части, давно использовалась для рекрутирования солдат в войска Компании — и так называемая “разумная” планета, судя по всему, вовсе не возражала против этого. Он вспомнил свои записи: рекрутами становилась молодежь, те, у кого токсины, содержавшиеся в почве планеты, еще не вызвали мутации желез, у кого еще не возник запас бурого жира, по всей вероятности, позволявшего старшим представителям популяции легче переносить экстремальные температуры.

Ближайшим к Фьорду Гаррисона поселением южного континента была Богота, находившаяся у устья реки Лакримас. Довольно больших размеров полуостров, на котором располагался поселок, выдавался в море как гигантский корявый палец. Разумеется, Мэттью изучил карты этого региона, в котором сейчас наступал зимний сезон. Большинство населенных пунктов, которые навряд ли можно было назвать городами, было расположено на прибрежных равнинах у крупнейших рек материка: Богота стояла на реке Лакримас, Кабул — на восточном притоке Нового Ганга, а Лхаса — на Сьерра-Сангре. Еще одна деревня, носившая название Сьерра-Падре, находилась выше по течению Сьерра-Сангре, у подножия гор Сьерра-Падре. Поселок Катманду был отделен от остальных селений горным хребтом, который какой-то оптимист назвал Шамбалой.

Катманду казался Мэттью именно тем местом, где можно будет обнаружить культуру, не затронутую безумными мистическими теориями северного материка. В Боготу, самый крупный и доступный населенный пункт, эти теории скорее всего уже добрались...

В течение долгих часов, прошедших с того момента, как они оставили теплую гавань Фьорда Гаррисона, с обеих сторон окруженную ледяными берегами северного материка, под ними простиралась только серая поверхность холодного океан, что, впрочем, не особо расстраивало Мэттью, поскольку именно такой холодный серый цвет был одним из его любимых цветов. В этих водах дрейфовали огромные льдины размерами с остров, если не с целый континент. По предварительным отчетам, на южном побережье северного материка было множество ледников, сползавших в океаны планеты.

Солнце заставило сколы льда искриться подобно сапфирам; из соленых серых вод взлетали серебристые рыбы. Стаи дельфинов следовали за тенью вертолета, скользящей по океанской глади. Мэттью не обращал на них внимания, равно как и на фонтаны “пробирочных” китов Сурса, названных так потому, что их предки были воссозданы из замороженных и затем выращенных в пробирках клеток. Выращенные под тщательным наблюдением в строго контролируемой среде, эти огромные сильные млекопитающие затем были выпущены в только что созданные океаны планеты. Судя по всему, китов, как и дельфинов, привлекал вертолет, бывший для них явлением новым и необычным.

Наконец, ближе к вечеру, вдали появился южный берег. Зрелище было столь грандиозным, что даже Мэттью был вынужден признать это.

Хотя вода в гавани, как и во Фьорде Гаррисона, подогревалась геотермальными источниками и реками, которые, казалось, подчинялись воле планеты, остальная линия берега была покрыта льдом. Высокие ледяные утесы сияли белизной или сверкали как бриллианты; в глубине они были глубокого темно-синего цвета, а в трещинах отливали васильковым. Языки ледников сползали к морю, от них с грохотом откалывались огромные куски и в брызгах соленой пены рушились в волны и медленно, величаво плыли вдаль, в открытое море.

Когда вертолет подлетал к южному континенту, солнце начинало клониться к закату, окрашивая землю и море в алые и оранжевые тона.

Подлетев еще ближе, они увидели стада оленей-карибу, бегущих по прибрежным равнинам, огромных белых медведей, бредущих по льду или купающихся в озерах, которые были разбросаны по равнине подобно осколкам зеркала.

После этих величественных зрелищ вид Боготы сильно разочаровывал.

Поселок состоял из двух рядов зданий, весьма напоминающих бараки, длиной не более километра; в опасной близости от них расположилась взлетно-посадочная полоса, отмеченная горой топливных баков; на берегу можно было разглядеть несколько небольших лодок, очень похожих на те, которые Мэттью уже видел во Фьорде Гаррисона. Вертолет пролетал над городом достаточно низко для того, чтобы можно было разглядеть разгуливавших по улице жителей. Судя по всему, национальный костюм здесь состоял по преимуществу из частей списанной униформы Компании. Особого оживления прилет вертолета здесь не вызвал: мало кто даже обернулся, чтобы взглянуть на него.

С огромной осторожностью пилот посадил вертолет непосредственно позади топливных баков, выключил моторы, без единого лишнего слова выбрался из кабины и занялся заправкой. Как ни странно, никто не пришел проверить груз вертолета, хотя менее чем в ста метрах Мэттью видел людей, которые наблюдали за ними. Пока Грин заправлялся, Мэттью также выбрался наружу, теперь наконец он мог требовать ответов на свои вопросы — Грин не мог больше делать вид, что не слышит его.