Ее глаза расширились. В ее взгляде мелькнуло понимание, может быть, даже общие эмоции.

Но в нем было и желание.

Я бы узнал его где угодно. Я тоже его почувствовал.

"Тебе не следовало этого делать". Она подняла мою руку, чтобы осмотреть костяшки пальцев.

Ее прикосновение было нежным, пальцы прослеживали слабые синяки на моей коже. От этого прикосновения меня пронзило электричеством, разгорелся огонь, которого я не чувствовал уже много лет. Как будто наши души переплелись в тот момент, связанные общей тоской.

"Я ничего не могла с собой поделать", — пробормотал я, мой голос едва превышал шепот. "Видеть его с тобой… это сводит меня с ума".

Ее прикосновение было нежным, но в нем чувствовалось нечто большее. Словно она хотела исцелить не только мою раненую руку, но и боль, которая снедала меня с тех пор, как я увидел их вместе. С нежностью, отражавшей ее взгляд, она наклонила голову и встретилась с моими глазами.

Под влиянием эмоций, которым я не мог дать названия, я потянулся к ней, и мои руки нашли ее бедра. Нежно притянув ее к себе, я поставил ее между своих ног. Мой голос был просто шепотом, когда я произносил ее имя, мои глаза горели в ее глазах с такой интенсивностью, которую я никогда не позволял себе раньше.

Мои руки прошлись по ее рукам, обхватили шею и притянули ее ближе. В этот момент все остальное исчезло — напряжение, конфликт, правила, по которым мы общались. Я наклонился и поцеловал ее.

Сначала поцелуй был мягким, почти нерешительным, словно пробуя неизведанные воды. Изначальная неподвижность Сиенны затянулась на мгновение, ее реакция была неуверенной.

Но потом, сначала почти незаметно, она начала целовать его в ответ.

Это был едва заметный сдвиг, нежная уступчивость, которая постепенно переросла в нечто более глубокое. Ее губы прижимались к моим с нерешительным нетерпением, тихо отдаваясь моменту, который мы разделяли. Это был тонкий танец эмоций, каждый из нас неуверенно осваивал эту незнакомую территорию.

По мере того как наш поцелуй становился все глубже, мир вокруг нас превращался в калейдоскоп ощущений. От прикосновения ее губ к моим по позвоночнику пробегали мурашки, электризуя каждое нервное окончание в моем теле. Мне хотелось прижаться к ней, но я не хотел отпугнуть ее. И я знал, что так и будет.

То, что она даже позволила мне поцеловать ее, было не тем, чего я ожидал.

Время остановилось, застыв в пузыре желания и уязвимости.

Я должен был попробовать ее на вкус.

Я должен был узнать, каково это…

Как только мой язык коснулся ее языка, она отстранилась, словно я обжег ее.

"Я… прости, я не должен был…" Она поднесла пальцы к губам. "Мне нужно идти".

Она чуть не споткнулась, когда спешила выйти из раздевалки.

Мое сердце болезненно сжалось.

Морган ошибался. Даже если бы я трахнул Сиенну, этого было бы недостаточно. Не после того поцелуя.

Я никогда не буду удовлетворен, если она не будет принадлежать мне полностью.

15

Сиенна

М не нужно было выбраться оттуда.

Быстро.

Пока я не наделала еще больше глупостей и не поцеловала Адриана снова.

Когда я выходила из "Ящика Пандоры", прохладный ночной воздух обволакивал меня, словно заслуженная пощечина. Когда я уходила, внутри меня бушевал клубок эмоций. На первом месте стояло чувство вины, тяжелым, удушающим покрывалом накрывшее мое сознание. Поцелуй — момент, который никогда не должен был произойти, — застыл на моих губах, запретное воспоминание, которое одновременно волновало и мучило меня. Я предала Донована, переступила черту, которая, как я знала, существовала не просто так. Тяжесть содеянного давила на меня с каждым шагом, который я делала, удаляясь от арены.

Неважно, что Адриан поцеловал меня первым.

Я поцеловала его в ответ.

Я решила поцеловать его в ответ.

И все же среди чувства вины было неоспоримое ощущение восторга, словно в мою жизнь вдохнули глоток свежего воздуха. Поцелуй пробудил во мне что-то, какую-то часть меня самой, о которой я и не подозревала. Как будто Адриан открыл часть моего сердца, которая была заперта, высветив желания и эмоции, которые я никогда не признавала в полной мере. Это осознание одновременно пугало и вдохновляло. Я всегда считала себя верной и непоколебимой, но теперь эти убеждения пошатнулись, размытые интенсивностью того, что я почувствовала в объятиях Адриана.

Обратный путь прошел как в тумане, в голове крутился вихрь противоречивых мыслей. С одной стороны, я понимала, что обязана признать случившееся, признать ошибку и последствия, которые она имела для наших отношений, перед Донованом и собой. С другой стороны, я не могла отрицать связь, которую я чувствовала с Адрианом, связь, которая была связана с чем-то большим, чем просто физическое влечение.

И это пугало меня больше всего на свете.

Я больше не могла просто зарываться головой в землю и притворяться.

Я должна была признать, что между нами… что-то есть. И если я не выясню, что именно, если не сделаю что-то с этим, это разрушит наши с Донованом отношения… если уже не разрушило.

Когда я добралась до дома, меня охватило чувство тревоги. Ночная тишина никак не могла успокоить мое сердце. Я знала, что не смогу заснуть этой ночью, да и пытаться было бессмысленно. Вместо этого я начала обдумывать хореографию для своего курсового проекта, не обращая внимания на шум гаража, когда Адриан вернулся домой, звук шагов, когда он проходил мимо моей двери, и драгоценное предвкушение, когда он остановился в коридоре… прежде чем пройти в свою комнату.

Был ли это вздох облегчения, который я только что испустила… или разочарования?

На следующий день я сознательно избегала Донована. Я знала, что это трусость, но груз вины за поцелуй с Адрианом не позволял смотреть ему в глаза. Я держалась в своей комнате, оправдываясь тем, что занята учебой и тренировками на коньках. Каждый раз, когда я думала о встрече с Донованом, в животе затягивался узел.