имеет связи в вышестоящих организациях, в финансовых органах, в милиции, в прокуратуре, в райисполкоме и в райкоме и пользуется ими. О готовящихся ревизиях он всегда узнавал раньше Кохманюка. Особенно неприятное впечатление на начальника ОРСа произвела мимолетная встреча Суркова с главным ревизором управления торговли Михаилом Ивановичем Толпыгиным. Кохманюк оказался ее случайным свидетелем и слышал, как коммерческий директор и грозный ревизор обменялись несколькими фразами.

— Куда плывешь, Иваныч?

— К соседям.

— А к нам когда?

— Через недельку, загляну с помощниками. Будь готов, как пионер! — Толпыгин широко улыбался и показывал всем своим видом: «Воруй, но не попадайся».

Михаил Семенович заметил, что служащие ОРСа, привлеченные к деятельности синдиката, начали обходить его стороной и обращаться к Сергею Сергеевичу. Так же стали поступать и партнеры со стороны. Босс чувствовал, что нити управления синдикатом переходят в руки коммерческого директора.

Люди тянулись к Суркову не только потому, что он быстро и по-деловому решал порой щекотливые вопросы подпольного бизнеса. Сергей Сергеевич привлекал к себе других, что нельзя было сказать о Михаиле Семеновиче. Это был худощавый лупоглазый человек среднего роста. В его больших темно-карих глазах светилось притворное внимание, которое в случае опасности сменялось выражением угодливости. За этой маской скрывались глубокое презрение к людям и уверенность в своей исключительности. Кохманюку доставляло удовольствие унизить, причинить неприятность и отказать человеку. Он поступал так даже вопреки деловым интересам. О жадности и скупости Михаила Семеновича ходили легенды. Свои огромные деньги он хранил в тайниках и не превращал в ценности. Злые языки говорили, что во время денежной реформы 1947 года глава синдиката потерял несколько миллионов рублей. Денежные знаки превратились в пустые бумажки, но Кохманюк продолжал их беречь.

Разрыв между коммерческим директором и шефом произошел во время спора Кохманюка с палаточниками. Так назывались заведующие торговыми точками, выросшими с легкой руки Сергея Сергеевича на привокзальном пространстве. Палатой ники были главными действующими лицами при реализации «левого» товара. Это определялось величиной торгового оборота и продажей товара без кассового аппарата. 3 акая система торговли облегчала присвоение выручки. Деньги, полученные от реализации «левого» товара, палаточники отдавати в синдикат, оставляя себе ранее оговоренный процент. Он назначался Кохманюком. На первый взгляд торгашам приходилось немало — 5—10 тысяч в месяц. В действительности на руках заведующего палаткой оставалось 2–4 тысячи. Остальные деньги уходили на взятки.

Палаточник ежемесячно платил администрации вокзала, при котором находилась торговая точка, за благожелательное отношение. Электрики получали за то, что в помещение был проведен ток, горел свет и включался нагревательный прибор. Зимой без печки работать было невозможно, хотя она и создавала опасность пожара. Об этом знал пожарник и за профилактический надзор получал свое вознаграждение. Не оставался обиженным и дворник, который убирал тротуар и мостовую около торговой точки. «Давать на лапу» полагалось блюстителям порядка. Оброк брала и железнодорожная, и городская милиция. Палатки находились в привокзальном пространстве, которое представители двух милицейских служб при сборе дани считали своей вотчиной. Если же на этой территории случались драки, кражи и грабежи, то блюстители порядка говорили;

— Это не у нас!

Случалось, что у торгашей появлялись неожиданные расходы. С площади Белорусского вокзала к новому вокзальному зданию, выстроенному в 80-е годы, ведет проход шириной в небольшую московскую улицу. По его левой стороне, перед открытой потом камерой хранения, находились две промтоварные палатки. Они смотрели лицом на вход в склад ресторана, расположенный в правом крыле старого вокзального здания. Там обычно стояли тележки, нагруженные ящиками, полными бутылками с водой и пивом или пустой посудой. Однажды утром палаточники обнаружили, что тележки находятся не на своем месте у ресторана, а напротив торговых точек. Тележки были размещены так, что они, словно мол морские волны, отсекали от палаток толпу пассажиров, прибывающих с утренними поездами и выходящих с перрона в город. Обращение к рабочим, находящимся при тележках:

— Ребята, не хотите ли похмелиться? — кончилось ничем. «Ребята» посмотрели на стакан предложенного портвейна «Три семерки» и заявили:

— Мы портвейн не употребляем! Стоим и будем стоять!

К слову сказать, спиртные напитки, посуда и закуска всегда хранились в палатках и находились в распоряжении клиентов, которые без церемоний входили с краткими визитами. За своим стаканом портвейна похаживал сам заместитель начальника вокзала.

К полудню палаточники прикинули убытки и, заранее готовые на жесткие условия, возобновили переговоры:

— Ребята, сколько хотите?

Ответ был неопределенным:

— Теперь нам надо не только на опохмелку, но и на бутылку к обеду!

Рабочие получили 50 рублей на две бутылки «Московской особой» из расчета 21 рубль 70 копеек за бутылку, остальное на закуску. В дальнейшем дань взималась еженедельно.

Практика поборов с заведующих палаток отражала положение дел в теневой экономике в целом. На первый взгляд ее развитие нс требовало больших затрат, необходимых для капитального строительства, приобретения станков и оборудования, покрытия накладных расходов и организации системы торговли. Такая иллюзия создавалась в силу того, что товары производились на существующих государственных предприятиях и реализовывались через готовую торговую сеть. Организация подпольных цехов также стоила относительно недорого. Помещение, сырье и оборудование для них не приобретались, а уворовывались у государства. В действительности же на подъем теневой экономики тратились огромные деньги, но они шли не на создание материальных ценностей, а на взятки и подкуп должностных лиц, которые прямо или косвенно обеспечивали перекачку ресурсов из социалистического народного хозяйства в область теневой экономики, а также на подкуп служителей Фемиды. Социальным последствием этого процесса стало слияние партийно-государственного аппарата с миром подпольного бизнеса и создание коррумпированной общественной системы, достигшей вершины своего развития в правление Леонида Ильича Брежнева.

У палаточников назревало недовольство своим финансовым положением, В конце концов они обратились к Кохмашоку с просьбой об увеличении процента, который отчислялся им за продажу «левого» товара. Последовал отказ. В возникшем конфликте Сурков принял сторону палаточников. Он говорил шефу:

— За кусок, который ты отстегиваешь, торгаши не будут пахать и стараться продать свой товар. Им это не надо. Заведующие ищут и, будь уверен, найдут «левый» товар на стороне. Торговая сеть заработает не на тебя. Продукция залежится, пойдут убытки. Ребят надо заинтересовать в работе и заставить держаться за товар синдиката. Прибавь процент, Семеныч!

— Я потратился на разрешение открыть палатки. Теперь приходится откупаться от ревизий. Это стоит больших денег! — возражал Кохманюк.

— Давай прикинем, — предложил коммерческий директор и выложил готовые расчеты. Из них следовало, что синдикат за счет увеличения реализованной товарной массы покроет расходы на повышение доли в доходах палаточников и получит прибыль.

Михаил Семенович понимал, что Сергей Сергеевич прав, но категорически отказался принять его предложение. Он