бомбу ликвидирована в 1949 году. Теперь у нас есть своя, советская атомная бомба. С ней мы уничтожим любого агрессора.

Говорили о борьбе Советского Союза за прочный мир между народами и Законе о защите мира. Он был принят Верховным Советом СССР недавно, 12 марта 1951 года, и объявлял пропаганду войны тягчайшим преступлением против человечества. Тема была знакомая. В конце апреля 1951 года в ОРСе прошло открытое партийное собрание, посвященное этому событию. Когда оно закончилось и над городом спустилась ночь, слова об атомной войне и борьбе за мир прозвучали еще раз. Их произнес Василий Иголкин на лубянском допросе. Но об этом потом.

Выступавшие по поводу персонального дела Суркова занимались не им. Они клеймили позором безродных космополитов, буржуазных националистов, американских шпионов, немецко-фашистских агентов, ревизионистов, диверсантов, двурушников, соглашателей, изменников Родины и недобитков всех мастей. Ораторы разоблачали проявления гнилой безыдейности, аполитичности и реакционной буржуазной идеологии. Звучали призывы к повышению бдительности.

В президиуме поднялся Ушастый. Не скрывая удовольствия, он произнес:

— Товарищи! Ваши выступления свидетельствуют о боевом настрое и политической зрелости коммунистов ОРСа. Однако прошу в дальнейшем придерживаться повестки дня и уделять больше внимания персональному делу Суркова.

Собрание продолжалось, направленное умелой рукой Матвея Ивановича.

— Сурков пропитан духом низкопоклонства перед всем иностранным, — заявил товаровед Скандинавский. Ему не нравилось, что Сергей Сергеевич носил хорошо сшитые костюмы из немецких трофейных отрезов и надевал пестрые галстуки. Особую зависть у Скандинавского вызывал праздничный галстук с вышитым золотым павлином.

— Сурков проявлял пренебрежительное отношение к марксистско-ленинской теории, — услышало собрание от старшего продавца Бердичевского. — Он не прорабатывал и не конспектировал первоисточники, рекомендованные на политзанятиях. (Под первоисточниками понимались труды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.) Старший продавец решил так потому, что Сергей Сергеевич не давал ему списывать свои конспекты.

— Сурков позволял себе антисоветские выпады, — решила сделать публичный донос секретарь-машинистка Марфа Поганка, но, сообразив, что на эту тему лучше говорить с уполномоченным МГБ, уединившись с ним в кабинете, одумалась и замолчала. Коммунисты так и не узнали, в чем заключались антисоветские выпады Сергея Сергеевича.

Зато следующий оратор, а это был заместитель Суркова, Мансур Иммамеддинов, привел конкретные факты его политических ошибок:

— Коммунист Сурков проявлял преступную халатность к наглядной агитации во вверенном ему галантерейном магазине. Плакаты и лозунги в служебных помещениях своевременно не обновлялись, а в торговом зале и вовсе отсутствовали. Праздничные витрины, которые оформлялись в окне магазина ко дню Сталинской конституции 5 декабря, на Новый год, к Международному женскому дню 8 Марта, ко Дню международной солидарности трудящихся 1 мая, ко Дню Победы 9 мая, к годовщине Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября и другим знаменательным датам и событиям, не отличались друг от друга и не подчеркивали политического значения праздника! В них не замечалось ни боевитости, ни заостренности. — В преступной халатности был виноват не Сурков, а сам Иммамеддинов. Именно он, как парторг, отвечал за наглядную агитацию в магазине.

— Я теперь поняла, — решила поделиться своей догадкой с товарищами по партии продавщица парфюмерным товаром Изабелла Озверинская, — почему Сергей Сергеевич не поместил в своем кабинете портрет товарища Сталина в форме генералиссимуса. Это сделано не случайно! — В своем ослеплении Озверинская забыла сказать, что в кабинете Суркова имелась художественная копия картины «И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов на прогулке в Кремле». Полотно передали в О PC в порядке шефской помощи из МОСХа. Галантерейный же магазин получил произведение искусства за победу в социалистическом соревновании. Вручали Кохманюк и Крыса.

— Сурков хотел скрыть преступления дочери от партии и не сообщил в партбюро о ее аресте, — открыла всем правду боец военизированной охраны складов ОРСа Ия Подколодная. Раньше она работала надзирателем в Новинской женской тюрьме.

— Самое тягостное впечатление на меня произвело то, что Сурков, зная о преступлениях дочери, не отрекся и не проклял ее, — произнес с надрывом юридический консультант Хмырь. Он считал достойными подражания действия отцов (матерей) репрессированных, которые публично заявляли:

— Я виноват(а) перед товарищем Сталиным в том, что не задушил(а) собственными руками свою так называемую дочь (сына).

— Скажу по-простому, — пожаловался грузчик дядя Миша, — Сергей Сергеевич плохой мужик. Он не дает товарищам денег взаймы. — Дядя Миша постоянно просил у всех на опохмелку и встречал общий отказ. Его заявление изменило тон выступлений. Казалось, ораторы хотят причинить Сергею Сергеевичу мелкие пакости:

— Сурков зазнался. Он не ходит с женой в гости к сослуживцам и никого не приглашает к себе.

— Его жена ни разу не была вместе с мужем на демонстрации.

— Сурков задержался с подпиской на заем.

— Сурков притворился больным и не пошел на первомайскую демонстрацию.

— Директор магазина Сурков не отвечает на приветствия подчиненных.

Аудитория стала похожа на кухню коммунальной квартиры, охваченную склокой. Поднимался чад керосинок. Звучали визгливые голоса.

— Товарищи, помните, что нам надо дать политическую оценку действиям Суркова! Больше принципиальности, товарищи' — направил собрание Крыса.

Ораторы откликнулись на призыв секретаря. Обвинения в адрес Суркова Сергея Сергеевича становились все более грозными:

— Сурков воспитал дочь в антисоветском духе, отравил ее сознание и подтолкнул к совершению преступлений!

— Органы разоблачили его дочь как шпионку и изменницу и сорвали тем самым маску двурушника с него самого!

— Сурков — соучастник преступлений дочери!

— Сурков не соучастник, а главарь банды шпионов и изменников! Органам следует в этом разобраться!

— Прошу не вмешиваться в работу органов, — строго предупредил зарвавшегося оратора Крыса.

— Я не вмешиваюсь, а хочу подсказать, — с сознанием своей правоты ответил тот.

— Преступления Суркова не случайны. Они вытекают из его антисоветского нутра!..

Страсти накалялись. По аудитории катились тяжелые валы ожесточения. Они всколыхнули грязь, таившуюся в темных уголках человеческой души. Люди превратились в озверевшую толпу. Сурков примостился на крайнем месте в первом ряду. Повернувшись вполоборота к залу, он видел дикие сверкающие глаза, исступленные лица, перекошенные рты. Сергей Сергеевич чувствовал, что это многоликое чудовище рвется к нему и готово растоптать свою жертву, растерзать ее и лишить воздуха. При взрыве страстей на концерте на Медном Руднике администрация лагеря урезала программу и быстро завершила представление. Крыса поступил иначе. Он сделал все, чтобы подогреть бешенство толпы. На трибуну выбегали ораторы. Они извергали поток чудовищных слов. Аудитория кипела.

Волны ненависти поднимались все выше и захлестывали зал. Люди захлебывались в этих волнах и приходили в неистовство. По залу гремело:

— Исключить, изгнать, раздавить, проклясть, уничтожить, стереть, задушить, разоблачить, прихлопнуть, заклеймить, покарать, пригвоздить, четвертовать, осудить, казнить, нет оправдания, нет прощения, нет пощады, уничтожить как бешеного пса, раздавить как мерзкую гадину…

На Суркова ложились все кары, предназначенные для безродных космополитов, буржуазных националистов, американских шпионов,