сказочной реки, растапливающей древние льды. Герб на щите Вельсиолла вновь вспыхнул ярким белым светом, как тогда, в начале пути, но не погас, а начал мерцать в такт мелодии эльтасмирийской песни архонта.

Тидзин невольно всмотрелся в герб Дома Весеннего Шторма, вслушался в витающие вокруг звуки голоса Вельсиолла и почувствовал, что с ним что-то происходит. Внезапно всё его естество разлетелось на тысячи маленьких осколков и тотчас срослось заново, вызвав волну небывалого возбуждения. Резкая боль пронзила спину. Это его мышцы взорвались от напряжения – сам того не сознавая, Тидзин рванул весло так, что едва не покалечил самого себя и сидящего рядом Ото. Впрочем, конюх действовал точно так же. Боль не шла ни в какое сравнение с эйфорией, охватившей Тидзина. Он поднял лицо к серому небу, улыбнулся струям дождя, закрыл глаза и загрёб с удвоенной силой.

Вельсиолл пел Песнь Марлинов. Она внушала гребцам уверенность в своих силах, давала им небывалую мощь, благодаря которой любой корабль становился стремительным и неуловимым словно марлин – самая быстрая рыба межконтинентальных морей Биртронга. Все гребцы как один закрыли глаза, вёсла синхронно ударили о воду, и иол рванулся вперёд со скоростью породистого жеребца.

В сознании оставались Мирано и Раоки с Локтоиэль, лишённые права грести в критической ситуации.

Архонт закончил Песнь и спрыгнул с бушприта обратно на бак. Корабль мчался сквозь чёрные воды. Он взглянул на команду и, заметив сидящего у борта Мирано, ужаснулся. Его лицо было похоже на серую маску, точно такую же, как на лицах кхатазов, видевших сон Улианты. Но ведь повар не спал в пути. Вельсиолл подбежал к толстяку, снял перчатку и коснулся ладонью его груди. Лёгкий холод ущипнул его руку и причудливым образом отозвался теплотой в шее.

– Ты же не спал, – произнёс архонт и удивился собственному голосу. С его уст слетел едва различимый хрип, – что с тобой?

– Когда я упал с корабля, чёрная вода попала мне в глаза и рот.

– Она отравляет тебя?

– Нет. Но я видел его. Я видел…

– Что ты видел, повар? – Вельсиолл сжал его плечо, вглядываясь в изменившие цвет глаза.

– Мои глаза… они вновь серые? – Мирано словно прочитал мысли архонта. – Так и было при моём рождении. До того, как я увидел…

Вельсиолл сосредоточился и уже был готов погрузиться в память человека, как вдруг его окликнула встревоженная Локтоиэль:

– Не надо смотреть его память, господин архонт. Вдруг там что-то ужасное.

Мирано грустно посмотрел в глаза эльтасмирия, и в этот момент тот погрузился в его воспоминания. К его удивлению, в голове человека не было картинок последних событий, а лишь глубинные образы далёкого детства, будто они произошли только сейчас.

Покрытые морщинами женские руки держали чашку с остатками бобового соуса, в котором плавала слепленная из риса фигурка, украшенная зеленью.

– Не оставляй в нём зёрнышки. Надо съесть всё. Иначе рисовый человечек тебе не поможет.

– Он такой кислый, бабушка! – Вельсиолл услышал детский голос Мирано. – Почему я должен его есть?

– Он излечит тебя. Рисовый человечек всем помогает. Он спасает, лечит и не даёт хворям победить. Ты перестанешь пухнуть, станешь сильным и ловким, и сможешь бегать быстрее этого противного мальчишки. Как же его зовут…

Последние слова донеслись до Вельсиолла растянутым эхом. Он почувствовал подступающий холод и понял, что воспоминания ведут его куда-то вглубь, в самые первые моменты жизни Мирано. Туда, где сознание и небытие переплетаются в причудливые узоры, из которых рождается либо жизнь, либо смерть.

Вельсиолл попытался воспротивиться затягивающему потоку, но в пеленах младенческих мыслей Мирано он утратил силу воли. И вдруг перед его глазами возникла со всей ясностью палуба иола. Вельсиолл понял, что именно это и было самым первым сном младенца, самым первым его воспоминанием и в то же время последним. Сама Жизнь стирает эти знания из памяти существ, до поры пока Смерть не покажет их снова.

Архонт взглянул на кхатаза и почувствовал, как колотится сердце человека. Его серые глаза потускнели, и в них сквозила твёрдая решимость. Толстяк медленно поднялся на ноги и сделал первый шаг к проёму трюма, где бултыхалась всё прибывающая чёрная вода.

– Я спасу вас. – Прошептал Мирано. – Я стану вашим рисовым человечком.

С ужасом Вельсиолл, Локтоиэль и Раоки наблюдали, как Мирано подошёл к проёму и сошёл в булькающую глубину трюма. Корабль вздрогнул. По чёрному заливу прокатился какой-то глубокий звук, похожий на печальный вздох неведомого великана. Морское чутьё никогда не подводило архонта, в данный миг он ощутил, как уровень воды в трюме стал понижаться. Также он осознал, что внутри не будет тела Мирано.

Долгое время на иоле стояла тишина, нарушаемая ударами вёсел о тёмную воду. Локтоиэль и Раоки молчали, уткнувшись в дощатый пол. Вельсиолл же неотрывно смотрел на чернеющий вход в трюм. Он закрыл глаза, но ход стал только явственнее, превратившись в чёрный кошмарный провал. Впервые он столкнулся с самопожертвованием людей, про которое так много написано в книгах. И это сделал простой повар, от которого архонт не ожидал ничего героического. А что, если каждый простой человек имеет подобную скрытую силу? А что, если каждый простой человек способен пожертвовать собой ради остальных? Или его вело предназначение?

Вся предыдущая жизнь архонта не стоила ничего в сравнении с тем, что произошло. Он глубоко задумался.

– Берег!

– Впереди берег!

Локтоиэль и Раоки одновременно закричали и Вельсиолл, открыв глаза, увидел открывающуюся в тумане землю. Коротким возгласом он прекратил действие Песни Марлинов и отдал приказ приготовиться к удару. Иол должен был вонзиться в хлипкий берег и увязнуть в прибрежном иле, чтобы команда могла спрыгнуть сразу на сухой участок. Архонт не хотел, чтобы ещё кто-то случайно глотнул чёрной воды.

На самом берегу лагуны, глубоко увязнув в песке, стоял одинокий небольшой иол – двухмачтовый морской корабль. Его паруса были спущены, а палуба была пуста, не считая аккуратно завёрнутых в грубую ткань вёсел да небольшой золотой статуэтки, лежащей возле входа в трюм. Она изображала какого-то упитанного, скорее даже толстого человека, вокруг которого расположились несколько то ли спящих, то ли мёртвых людей, но они были микроскопических размеров в сравнении с центральной фигуркой…

Глава 18

Дождь не прекращался, но мгла, господствующая в водах чёрного залива, у берега превратилась в лёгкую дымку. Через полчаса пути по лесу взглядам путников открылась поляна, на которой сквозь клочья исчезающего тумана угадывались развалины какого-то строения. В разбитых кирпичных стенах Вельсиолл с удивлением узнал таверну, скорее характерную для древней