– Возьмите мои деньги, возьмите все, что угодно, зачем вы меня убиваете? – на плохом английском завыла женщина. Показалось, что кто-то идет мимо, но в Бронксе не принято подходить в таких случаях. Мало ли кто с кем ссорится, в этом случае виноватым всегда окажется прохожий, решивший вмешаться в семейные разборки.

Женщина завыла так, что сирена полиции по сравнению с ней показалась бы колыбельной. Дэвид заткнул уши и побежал подальше, а женщина осталась лежать на снегу. Рядом валялись пакеты с выпавшими оттуда продуктами. Издалека ее невозможно было увидеть. Ближайшая телефонная будка располагалась в паре кварталов отсюда, оставалось надеяться на то, что кто-то из жителей окрестных домов позвонит в полицию, и ползти по направлению к свету одинокого ночного фонаря. В полицию так никто и не позвонил.

Дэвид добежал до угла дома, отдышался и наспех спрятал нож под куртку. Он побоялся разводить канитель с крючком и ножнами, поэтому просто запихнул его рукояткой вниз под ремень, прикрыв окровавленное лезвие полой джинсовой куртки. Отсюда он уже более или менее спокойно пошел вперед, в сторону лесопарка Гиванс-Крик, так как там неподалеку была припаркована его машина. Путь пролегал через небольшой заброшенный парк, изюминкой которого был красивый декоративный мост. Сейчас к этому мосту приближалась хрупкая фигура девушки в черном пальто. Дэвид тут же почувствовал необходимость достать нож. Он вытащил его и побежал к девушке, чтобы вновь ощутить то, как лезвие продирается сквозь грубую шерстяную ткань пальто и проникает в тело. На этот раз у него стало получаться наносить удары намного лучше. Он вспомнил то, как в Корее их учили вести ножевой бой, и сейчас, следуя этим урокам, широкими жестами, наотмашь бил ножом девушку.

На третьем ударе девушке удалось повернуться, но в следующую секунду она потеряла равновесие, покачнулась и упала на перила моста. Дэвид продолжал бить ее ножом, пока та умоляла его не убивать.

– Ты красивая, ты уже повеселилась, почему бы тебе не умереть? – спокойно сказал Дэвид, когда девушка уже не могла больше кричать.

Дэвид перешагнул валявшееся на мосту тело и направился к машине. Нож он прикрыл курткой, но уже не убирал за пояс. На пути к машине больше никого не встретилось. Дэвид впервые за долгое время с наслаждением вдыхал морозный воздух Нью-Йорка. В Co-оp сity было очень тихо. Никто больше ничего не говорил, собаки не лаяли, а машины рычали своими моторами. Он наслаждался чистым воздухом и тишиной.

Пятнадцатилетняя Мишель Форман еще долго истекала кровью на мосту, пока наконец ей не удалось ухватить за ногу прохожего и не попросить его о помощи. Ножевые ранения оставили ей горсть шрамов по всей спине, но серьезных последствий ей избежать удалось. Прохожий отвел девушку домой. Родители девушки постарались промыть нанесенные раны. Было понятно, что спинной мозг не поврежден, так как девушка могла спокойно двигаться, поэтому родители надеялись на то, что удастся избежать обращения в больницу, но через несколько дней раны начали гноиться, поэтому все же пришлось отвезти девушку в городскую больницу. Увидев несколько ножевых ран, медики вызвали полицию. Девушка уже немного пришла в себя после случившегося, поэтому смогла более или менее внятно рассказать о произошедшем.

Полицейский долго не мог поверить, что нападавший не украл кошелек девушки.

– Зачем ему нападать? Он не пытался тебя изнасиловать? – в сотый раз поинтересовался полицейский.

– Он хотел меня убить, потому что я красивая, – плакала девушка.

– Не поспоришь, но по этой причине обычно насилуют, а не убивают, – неуместно пошутил полицейский. Он ни на минуту не поверил в рассказ, решив, что это дело рук или отца, или ухажера девушки, которого она сейчас выгораживает таким глупым образом. В любом случае никаких шансов найти нападавшего в такой ситуации не было, поэтому рассказ Мишель Форман отправился в архив с другими нераскрытыми делами.

* * *

Психиатрическая больница округа Кингс, 1978 г.

– Я всегда считал, что несправедливо, когда некрасивые девушки умирают рано. Если умирает молодая, но красивая девушка, это честно. Она ведь успела за свою жизнь значительно больше, чем некрасивая. Она веселилась, ходила на вечеринки, встречалась с парнями. У некрасивой всего этого не было, она успела в жизни намного меньше, поэтому нельзя оценивать только срок жизни. Некрасивые живут намного меньше, если оценивать жизнь событиями.

– Вам нравились красивые девушки?

– Конечно, как и всем, но в Co-op city было мало девушек, которые к тому же оставались чистыми. Мне было неприятно думать, что я последний в их списке. Понимаете, о чем я?

– Что говорили демоны про девушек?

– Они требовали крови. Я был одержим. Они говорили со мной с помощью собаки моих домовладельцев. Этот гул ничем нельзя было заглушить, и я подумал, что, если пойду у них на поводу, они умолкнут.

– Только собаки были… проводниками демонов?

– Нет, еще и некоторые люди. Я считал, что семья Кассара, у которой я арендовал жилье, – это демоны, скрывающиеся под личиной обычной семьи.

– Что это была за семья?

– Джек и Нанн Кассара, владельцы дома, в котором я арендовал комнату над гаражом. Там было очень шумно. Они не предупредили, что там будет так шумно. Это жилье должно было стоить намного дешевле. Никто бы не смог там жить. Проходя на второй этаж, я вынужден был слышать за спиной лай дьявольской собаки.

– У семьи Кассара были еще дети?

– Да, у них был сын, кажется, но я с ним практически не общался.

– Он тоже был демоном?

– Нет, нет, я о нем ничего не знаю…

Дэвид Абрахамсон удовлетворенно кивнул. Дэвид даже не заметил, что психиатр спросил, были ли у домовладельцев «еще дети». Оказавшись один на один с собственной жизнью, Дэвид стал отчаянно искать то, к чему привык. Суррогат семьи. В семье, в которой он вырос, никогда не было теплых, доверительных отношений. Перл так и не смогла увидеть в Дэвиде своего сына, а потом болезнь еще больше отдалила женщину от Дэвида. С новой женой отца Дэвид так и не смог выстроить близких отношений, но номинально у него всегда были родители. Он привык выстраивать лишь формально существующие отношения, придумывать их. Он пытался стать частью большой семьи под названием армия и церковь, но не смог найти в этих институтах достаточной почвы для фантазий, и тогда он стал выстраивать суррогат семьи. В какой-то мере он нашел его в отношениях со сводной сестрой Розалин, но ему не нужна была имитация семьи, ему хотелось найти родителей. Невысказанная обида не дала ему возможности выстроить отношения с Бетти, но нашлась семья Кассара. Поселившись в их доме, он как будто снова жил в семье. Все так же его никто не замечал и не считался с его желаниями, все так же Дэвид протестовал.

Оказавшись в добровольной изоляции, без друзей и родных, он постепенно потерял ориентацию во времени и пространстве. Работа по ночам добавила дров в больную психику, а осознание того, что так и не смог найти дело, в котором бы мог найти самореализацию, дополнило картину. Человеку свойственно злиться на тех, кто рядом и кто не имеет возможности расстаться с тобой. Семья Кассара была как раз в таком положении. Джек и Нанн терпеть не могли арендатора, который вечно жаловался на их собаку, но и выставить его на улицу они не могли себе позволить, поэтому вынуждены были вежливо отвечать на все его жалобы. Дэвид же этими просьбами и требованиями получал как раз то, что ему было нужно: мнимое внимание от суррогата семьи.