Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утреннее весеннее солнце выбралось наконец из-за леса, выкатилось, засверкало над дальним холмом, ударило лучами по глазам прохожих – мелких рыночных торговцев, служилых людей, окрестных, приехавших в город с оброком, крестьян да артельщиков – плотников, печников и прочих, искавших заработка и приложения своим умениям и силам.
Егор приоткрыл глаза… и тут же смежил веки от яростно ударившего солнца. Ох, как болела голова – прямо раскалывалась… Молодой человек неожиданно улыбнулся – значит, жив, коли так! Поморщившись от боли, привстал, осмотрелся… да-а-а!
Он лежал на земляном полу в каком-то амбаре, с большими воротами, сквозь широкие щели которых и пробивалось солнышко. Мощные бревенчатые стены, уходящие высоко кверху стропила, крыша – может, через крышу отсюда выбраться? Ага… если допрыгнешь! Никакой лестницы поблизости что-то не наблюдалось, зато имелась копна старой соломы, на которую пленник и перебрался, пытаясь поскорее сообразить, как и почему он здесь очутился?
Сейчас-то, судя по солнцу, день, а тогда был вечер, ночь даже. Тогда, когда… Господи! Серафима! Волшбица…
Сидели себе по спокойно в баньке, занимались любовью к обоюдному удовольствию, и вдруг – на тебе… кто-то треснул в лоб. Шишка – во! Вожников осторожно потрогал рукой… хорошо хоть башка не раскололась. Кто-то чем-то тяжелым вдарил, нет, не ломиком, скорей – оглоблей или поленом. От сволочуги! А он-то, Егор, тоже хорош – расслабился, головенку подставил – бей, не хочу!
Та-ак… а чего его схватили-то, сюда вот приволокли, в амбаре заперли? С какого такого перепугу? Что он такого сделал-то… и, главное, – кому?
А вот на этот счет совершенно никакие мысли не приходили, да и не могли прийти, слишком мало информации, чтобы о случившемся более-менее верно судить. Одно можно было утверждать – обретенные с подачи бабки Левонтихи способности нынче почему-то не сработали… Почему? Из-за секса? Просто не смогли прорваться, или… Или этот удар оглоблей… поленом, да все равно чем – такая малость, что и предупреждения-то никакого не стоит. Обычное дело, житейское.
Чу! Заслышав раздавшиеся снаружи голоса, Вожников соскочил с соломы, припал глазом к воротной щели и увидел, как к амбару направляются с полдюжины парней, вооруженных короткими копьями и саблями. Да-а… против такого воинства никакой апперкот не поможет, не стоит и пытаться. Но, наверное, можно будет узнать – чего им, собственно, от него надобно?
Поразмыслив таким образом, молодой человек отошел в глубь амбара и, едва распахнулись створки, со всей галантностью поклонился:
– Здравствуйте!
Вместо ответа вооруженные воины вмиг окружили его, выставив копья, словно загоняли дикого зверя.
– Что ж его не связали?
– Да думали, не скоро очухается. Полено-то увесистое попалось, да и Никодим бить умеет. Верно, Никодиме?
Здоровенный детина с окладистой бородищей приосанился и довольно хмыкнул:
– Угу!
Егор недовольно покосился на него и скривился – ах, вот кто его угостил… все-таки поленом. Даже обидно как-то!
– Давай, вяжи его, братцы, – распорядился высокий мужик в нарядном, с серебристыми проволочками кафтане. – Сейчас господин старший дьяк придет, распорядится, может, поговорить с ним захочет.
Руки за спиной связали хватко и быстро; Егор и не сопротивлялся – знал, что себе дороже. С такими-то ухарями – да-а-а. Ну и разобраться хоть в чем-то хотелось – а, похоже, к тому все и шло: старший дьяк, это, примерно, как майор юстиции получается или даже подполковник.
– Ну что тут у нас?
Пленник вскинул голову на только что вошедшего в амбар человека – лет сорока пяти, чернобородый, высокий. Смуглое лицо, впалые щеки, брови вразлет. Взгляд внимательный, жесткий, повадки – человека, привыкшего распоряжаться. Не, ну точно – подполковник! Одет в темный кафтан без всяких украшений, но сукно добротное, явно откуда-нибудь из Фландрии или иных европейских земель – спасибо друганам-реконам: Вожников в таких вещах разбирался. Ага, ага, вот он, начальник пожаловал:
– Здравствуйте, господин старший дьяк.
– И ты здрав будь… пока, – садясь в принесенное проворным слугой полукреслице, пошутил дьяк. – Вижу, человек ты разговорчивый, прыткий. Это хорошо. – Он обернулся к воинам. – Оставьте нас.
– Ларион Степаныч, он верткий.
– Так вы ж его связали? Тем более, у меня кинжал.
– Ну, мы тут, господине, рядом.
– Идите уже!
Выпроводив стражей, Ларион Степаныч с любопытством посмотрел на Егора и негромко осведомился:
– Ну и кто ты? Откуда таков молодец?
– Да с детства Егором кличут. С Нагорного Обонежья мы. Проводник людям торговым.
– Проводник, говоришь? Ну-ну. – Старший дьяк пробуравил молодого человека глазами. – А к волшбице зачем пожаловал?
– К какой еще волшбице? А, к девчонке-то… Ну, так зачем к девкам ходят?
– Прыток.
Ларион Степаныч улыбнулся вовсе не ласково, а холодновато-цинично, как улыбался, наверное, фашистский хирург-изувер, намереваясь поизмываться над пленным.
– Значит, то, что та дева – кудесница, ты не знал?
– Христом-Богом поклянуся – не ведал!
– Думал – корву нашел?
– Думал, – отрывисто кивнул Егор. – А с ней хорошо было.
– Угу, угу… так-так… – «подполковник» задумчиво скривил губы. – Что ты проводник, кто подтвердить может?
– Да кто угодно! – без всякой задержки ответил пленник. – Ахмета Татарина отель… тьфу… постоялый двор знаете?
– Ну, знаю.
– Так там и сам Ахмет, и Анисим Чугреев, охотник, да и купцы – были там двое – все подтвердят.
– Чугреев? – левая бровь дьяка дернулась. – Ну-ну. Ладно, а у Серафимы ты как появился? Микола Рыбник привел?
– Он. Я зуб хотел вылечить.
– Ага! – Ларион Степаныч шутливо погрозил пальцем. – А говоришь, не знал, что девка – волшбица! Зуб-то, поди, заговорить хотел, так?
– Не, думал, та дева – травница.
– Травница… – дьяк тихо посмеялся. – И как, вылечил зуб-то?
– Да вроде бы не болит, – улыбнулся в ответ Вожников. – Вот если б еще твои люди поленом по башке не треснули.
– Это они от старания, мил человек. – Поднимаясь, дьяк позвал воинов и махнул узнику рукой. – Посиди тут пока, поспи.
– Да мне бы покушать.
– Покушать ему. – Ларион Степаныч покачал головой. – Сейчас распоряжусь – принесут.
Закрылись ворота, скрипнул снаружи засов – целое бревнище! Такой не вышибешь ни за что, хоть головой со всей дури бейся. Интересно, еду принесут? Вообще-то, старший дьяк произвел на Егора скорей хорошее впечатление: несуетлив, рассудителен и – видно – умен. Осталось надеяться, что пытать он узника не велит – да и зачем пытать-то? Вожников и так уже все про себя рассказал. И чуть-чуть – про колдунью Серафиму. Ох, честно говоря, жаль девку – сгинет ведь, пропадет ни за что. Казнят ее местные сволочуги-власти, как и сестрицу Манефу казнили… Брр!!!