– Нам туда, – уверенно заявил наагалей и первым полез наверх.

Дейна, конечно же, последовала за ним. Со смехом, шутками и песнями они добрались до края крыши и, поскальзываясь на черепице, кое-как водрузились на конёк. Ссадаши тут же обвился хвостом вокруг Дейны и крепко к ней притиснулся: наверху было зябко, прохладный ветер трепал волосы и флаг Давриданской империи.

– Я же говорил, отсюда самый потрясающий вид.

Вид действительно был очень красив. Центр города и главную улицу, шедшую к императорскому дворцу, освещали многочисленные фонари. Ближе к окраинам огней было уже значительно меньше, дома тонули во тьме, и лишь иногда то тут, то там вспыхивали фонарь, факел или тонкая искра светляка. Ещё дальше, на западе, блестели в лунном сиянии тёмные воды Нолина, а на другой стороне реки горел огонь Дейвидского маяка, построенного напротив самой коварной нолинской отмели.

Небо здесь было куда красивее, чем если смотреть на него снизу, из окружения домов. Дейна была уверена, что смогла бы потрогать гвоздики звёзд, прибитых к чёрному бархату ночного неба. Вот только руки скованы хвостом, а языком не дотягивалась.

– Ты чего творишь? – её попытки рассмешили наагалея.

– Хочу лизнуть звезду.

– Лизни меня, – наг подставил щёку, но Дейна не лизнула, а поцеловала его. Крепко, до красного пятна. Довольный наг притиснулся к ней ещё сильнее.

– Мне так нравится, что ты меня трогаешь. Потрогай ещё.

– Да вы сами меня всю трогаете, – рассмеялась хранительница.

– А ты сама потрогай, я люблю, когда меня женщины трогают.

– Ну вы и бабник, – по-своему истолковала его желание Дейна, но всё же кое-как обхватила часть хвоста, прижатую к её животу.

– И ничего не бабник. Вааш говорит, это у меня от недостатка материнской ласки в детстве.

– Ваша мама умерла? – опечалилась хранительница.

– Нет, – мотнул головой Ссадаши. – Я умер.

– О-о-о, – с пониманием протянула Дейна, ничуть не удивившись. – У меня дядя, тётя и брат тоже умерли.

– Но они совсем умерли, – заметил наг.

– Совсем, – не стала спорить Дейна. – И всё из-за меня.

Лицо опечаленно осунулось. Захмелевшая женщина не могла прочувствовать и треть пережитой ею горечи, но само вино бросилось в слёзы. Шмыгнув носом, Дейна уткнулась в плечо нага и тихо зашептала:

– Я безобразно глупая и доверчивая. Я позволила Тинтари подобраться к дяде и ранить его. Не смогла защитить Шерра и тётушку, когда на дом напали… Вообще ничего не сделала. Только стояла и смотрела, – шмыганье стало задумчивым, – с вилами…

– Мы им отомстим, – заверил её Ссадаши.

– Уже нет, – ещё горестнее всхлипнула Дейна. – Папа убил Ляхая, а он возглавлял нападение.

– Печально, – огорчился наагалей. – Но ещё есть Тинтари.

– Его никто найти не может. А тех, кто нашёл, он уже перестрелял. Ненавижу его! Надо было сперва его добить, а потом вас спасать.

– Ты что! – красные глаза сверкнули в праведном негодовании. – Сперва всегда я! И вообще, неприлично, чтобы жена нага сама кого-то убивала. На это есть муж.

– Вы мне не муж.

– Фу тебя, – рассердился наагалей, отпихивая хранительницу от себя, но при этом удерживая хвостом. – Ну ты и нудная!

– Или вы Шширара имели в виду? – Дейна, напротив, от господина отлипать не хотела и вцепилась в его одежду.

– А он тут при чём? – ревниво оскалился Ссадаши.

– Он мне нравится, – Дейна кокетливо хихикнула. – Такой высокий, большой, серьёзный… Ой, да не шипите, я же дразнюсь. Чего у вас здесь?

Женщина оттянула одежду Ссадаши на себя, что-то прихватив вместе с ней. Наг заинтересованно заглянул за ворот и улыбнулся.

– А-а-а-а… Наша находка!

Наружу была вытащена гранатовая брошь, в камнях которой будто бы горели красные голодные глаза. Ссадаши и Дейна склонились над ней, закрывая от лунного света, и наг повернул побрякушку из стороны в сторону. Несмотря на то, что свет больше на неё не падал, красные огни в глубинах камней не угасли.

– Выбросим? – осторожность пробилась через опьянение, и Дейна вопросительно посмотрела на нага.

До того осторожность не могла достучаться и в трезвом состоянии, так что Ссадаши с восторгом задрал вверх руку, смотря на брошь снизу.

– Там какое-то многоглазое чудище заперто!

– Ну и пусть сидит, – воспитанная Дейна не хотела врываться без спроса в чужой дом.

– А если это чья-то икра, и сейчас на нас смотрят зародыши головастиков?

Нагу удалось заинтересовать хранительницу, в детстве собиравшую лягушек со всей округи, и она тоже присмотрелась. Ей даже почудилось, что она видит чёрные хвостики, тянущиеся от красных светящихся голов. Зачарованная, Дейна подалась ещё ближе, почти прижавшись ухом к губам наагалея. Тот слегка отстранился, с удивлением смотря на её лицо, а затем склонился и, прикрыв глаза, поцеловал её за ухом. Дейна ахнула и отстранилась, с изумлением смотря на наагалея. И замерла.

Между ними словно нить натянулась. И она натягивалась всё сильнее и сильнее. Хвост вокруг Дейны сжался, красные глаза наагалея сузились, и Ссадаши медленно подался вперёд, не отрывая взгляда от приоткрытых губ девушки.

Со стороны огромной печной трубы раздался шорох, и парочка бдительно вскинулась. На миг и Ссадаши, и Дейна стали выглядеть совершенно трезвыми, но их собранности надолго не хватило.

– Там кто-то есть, – прошептал Ссадаши в ухо хранительнице.

Та подозрительно смотрела на три каменные трубы, соединённые вместе и оттого выглядевшие как каменный короб с тремя железными нашлёпками наверху. Ничего не говоря, она ткнула себя в грудь и указала налево. Наагалей кивнул и расплёл хвост, выпуская женщину. Как им самим казалось, с конька они спустились и начали подбираться с разных сторон к трубе совершенно бесшумно. На самом деле черепица нещадно хрустела, соскальзывающий наг шипел, а Дейна тихо-тихо проговаривала под нос, что она сделает с несчастным соглядатаем.

– Ага! – закричала Дейна, добравшаяся до цели первой и нырнувшая за трубу.

Раздался истеричный кошачий рык, треск и шум. Ссадаши ринулся на помощь и нос к носу столкнулся с Дейной.

– Милая… – расплылся в улыбке наг, но осёкся и захлопал глазами, осматривая резко прибавившую в росте и в плечах «невесту». Улыбка сползла с лица, сменившись гримасой ярости, когда Ссадаши перевёл взгляд на грудь и обнаружил, что та исчезла. Точнее, грудь была