до шрама, но лишь на секунду. Рагиро не без удовольствия пытался прочитать эмоции на лице священника: теперь он не видел страха, скорее бесконечную, почти зеркальную своей боль и нескончаемое сострадание.

Рагиро не стал говорить, что сострадание — это последнее, чего он ждал.

— Гаспаро оставил меня одного, и я на секунду подумал, что хотел бы, чтобы ко мне пришла Донателла. Чтобы она вернула мне теплое одеяло и принесла хотя бы воды. Но она почему-то не приходила.

Еду мне приносили, когда я спал, а спать я стал намного больше. Крики за стенами больше не мешали, как и холод, и каменные стены, и ноющие раны.

К моему счастью, в этот раз Инганнаморте позволили зажить всем укусам, побоям, даже царапинам, и к началу следующего Пути я мог хотя бы твердо стоять на ногах. Меня ждал Четвёртый путь — Путь демонов.

ГЛАВА 12

«ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПАНДОРУ»

 

Сознание возвращалось крайне медленно, голова раскалывалась, словно по ней несколько часов кряду били железным молотом. Поначалу, как ни странно, Эйлерт обрел обоняние — нос все ещё пощипывало от соли, но в воздухе стоял пряный запах дерева. Совершенно сухой древесины, к которой словно никогда не прикасались волны.

Потом вернулся слух. Корабль не скрипел — корабль словно умер. Он даже не покачивался в такт движениям океана, наверняка ещё бурного после прошедшего урагана. Эйлерт не слышал ни голосов, ни шагов, ни какого-то другого движения. В голове мелькнула равнодушная мысль о том, что корабль без парусов принимал лишь мертвецов.

Эйлерт вполне разумно считал, что все-таки утонул.

Когда вернулось зрение, перед глазами предстала практически ничем не обставленная комнатушка: кровать, стол, стул. Все в настолько темных и скупых цветах, что было пресно и противно на это смотреть. Единственным светлым пятном оказалась белая до рези в глазах простыня, как последнее одеяние усопшего. Эйлерт чуть ли не засмеялся своим невесёлым мыслям и попытался поднять руку. Тело слушалось плохо.

Он откашлялся, зажмурился, чуть-чуть помотал головой, из которой постепенно уходила тупая ноющая боль. На большее сил не хватило: Лерт чувствовал дичайшую слабость, будто из него выжали абсолютно все соки. Ему оставалось только думать, думать и думать, пытаясь не провалиться в беспокойный сон. Он даже не заметил, что на нём была чужая, сухая одежда.

Одиночество прервалось осторожным поскрипыванием двери. Незнакомая девушка со светлыми длинными волосами и острыми чертами лица зашла и не сразу заметила, что гость очнулся. Она вздрогнула, но ничем другим не выдала своего беспокойства. «И это — одна из приспешниц самого Морского Дьявола», — подумал Эйлерт, невозмутимо повернув к ней голову. Он боялся того, кто войдет к нему в комнату, полагая, что начнутся пытки или Страшный Суд.

Девушка даже улыбнулась, а после тихо проговорила:

— Я сейчас позову капитана, — и скрылась летящей поступью.

Лерт глубоко вздохнул, прикрыл глаза и попытался хотя бы сесть. На это его сил хватило, пусть он и, судя по ощущениям, побелел.

Девушка сказала, что позовет капитана. Эйлерт не сразу понял, кто являлся этим самым капитаном корабля без парусов, но по прошествии почти минуты его сознание выдало нужную информацию: Рагиро. Человек, которого он считал мёртвым. Живой мертвец. В голове ещё раз промелькнула мысль о том, что сам Эйлерт уже отправился на тот свет и «Пандоре» придется искать нового капитана, как и тринадцать лет назад после смерти Нельса Лира.

Раздался стук, дверь отворилась. Лерт молча смотрел на вошедшего, и его молчание нарушалось лишь тяжелым дыханием. Рагиро тоже не произнес ни слова, гипнотизируя разноцветными глазами того, кого много лет считал погибшим. Слова железным комом застряли в горле; никто из них не решался первым заговорить, и им обоим казалось, будто все это неудавшаяся шутка Дьявола.

— Я мёртв? — на одном дыхании выпалил Эйлерт, поражаясь своему, такому чужому голосу, надломленному, хриплому, слишком тихому. — Ты тоже мёртв?

Рагиро стоял на пороге каюты, пораженно глядя на Лерта: вот он, живой, настоящий, рядом с ним, один на один, и можно поддаться искушению и все выложить, как на духу, рассказать то, что случилось, признаться во многом, а главное — в своем проклятии, которое он получил по собственной глупости. Но он молчал, пытаясь осознать заданный Эйлертом вопрос.

Мертвы ли они? О, нет. Они живее всех живых.

— Мы оба живы, — таким же чужим, непривычным голосом ответил Рагиро.

Его слова гулким эхом продолжали раздаваться в голове Эйлерта, и он не мог вымолвить ни слова. Они не могли быть живы. Все это — предсмертный мираж, и сейчас он обязательно увидит отца, а потом убедится в том, что они погибли.

— Ты удивлён? — вопрос звучал нелепо и глупо.

Лерту вдруг стало нестерпимо больно. И эта боль была отнюдь не физической, хотя голова продолжала неприятно гудеть. Эта боль была намного сильнее, глубже; она раскалывала сердце на осколки, дробила душу и разрывала ее по швам. Эту боль невозможно было терпеть, она рушила любое представление о прошлом, настоящем и будущем. Эта боль острыми стрелами пронизывала насквозь. Эйлерт стиснул зубы и вновь повалился на кровать с закрытыми глазами, изо всех сил стараясь не закричать. Он не был готов к такому.

— Если честно, то да, я удивлен. Немного, — кто бы знал, каких усилий Эйлерту стоило произнести эти слова, чтобы они звучали спокойно и уверенно.

— Ты в ужасе, — поправил его Рагиро со слабой улыбкой на губах. Лерт резко распахнул глаза и уставился на него почти что ошеломлённо: даже после стольких лет он мог читать его как открытую книгу.

— Как и ты, — на выдохе ответил Эйлерт, тоже улыбаясь: неуверенно, боязливо. Он сказал это вовсе не потому, что думал так, а потому, что хотелось хоть как-то снять повисшее в воздухе напряжение.

— Это мое пожизненное состояние, — парировал Рагиро, а потом — секунду спустя — они оба рассмеялись. Буквально на несколько мгновений, но искренне и легко. Этот момент можно было по праву считать одним из самых счастливых.

Они вновь замолчали. Рагиро так же стоял на пороге каюты, будто бы один его шаг мог навредить Эйлерту, спугнуть его. Лерт тоже пытался не двигаться и едва ли дышал. Они оба боялись, что все это в одночасье перестанет быть реальностью.

— Где мы? — шёпотом спросил Эйлерт, уже заранее зная ответ.

— На «Гекате», моём корабле. Как только тебе станет легче, я отправлю