Крис и Дороти регулярно сообщали нам о том, как движутся дела у Фубар. Мы узнали, что ее прибытие «домой» привлекло огромное внимание благодаря голландскому телевидению — настолько огромное, что «Энергик», голландская компания по производству собачьего корма, предложила ей бесплатную еду пожизненно. Мы бы тоже были рады подобному предложению, при нашей-то необходимости кормить четыре собачьих глотки! Также мы были наслышаны, что для афганской «беженки» Фубар имела вполне приличное воспитание. Она наслаждалась длинными прогулками по местным паркам, чередовавшимися с ленивой негой в домашнем уюте. И совсем как Наузад, Фубар была инстинктивно готова защищать свою «стаю» и вскакивала с лаем от каждого шума, который не был знаком ей по ее повседневной жизни.

Но во многом другом она очень отличалась от Наузада, — наверное, потому что Крис подобрал ее еще щенком. Дороти рассказала мне, что Фубар способна распознавать свое имя и, похоже, отзывается на него в девяносто девяти и девяти десятых процентах случаев. Как бы мы хотели, чтобы всем этим счастьем обладали Тали и Наузад, причем оба! Да нам нужно было оказаться в абсолютной глуши, чтобы такое случилось, да и то я скорее поверил бы в одного Наузада Он, возможно, еще соизволил бы откликнуться, а Тали предстояло вечно ходить на поводке. Когда она была чем-то занята, все попытки до нее докричаться шли прахом.

Свежайшее письмо от Дороти содержало восхитительную историю. В тот день она, как всегда, прогуливалась с Фубар. Когда они обошли кругом местный парк, Дороти спустила Фубар с поводка, чтобы та могла носиться, как ей нравиться. Как всегда, Фубар тут же отвлеклась на множественные запахи цветочных клумб и кустов и умчалась их исследовать. Дороти описывала, как своенравная афганская беспризорница поднимала голову, проверяя местонахождение своей человеческой хранительницы и предпринимая несмелую попытку потрусить обратно к ней, пока ее по пути снова не перехватывал какой-нибудь очередной ударивший в нос запах.

— Фубар, Фубар, — позвала ее Дороти, повысив голос, чтобы быть услышанной.

Пока она глядела на бегущую зигзагами Фубар, Дороти заметила некую целенаправленно приближающуюся бодрую старую леди.

Широко улыбаясь, старая леди наблюдала за шалостями игривой собаки.

— Фубар, какое чудесное имя, — сказала она.

Не зная, что на это сказать, Дороти с ней согласилась. Она вовсе не ожидала дальнейшего комментария, прозвучавшего из уст старой леди и едва не поперхнулась, когда до нее дошло, что она верно его расслышала.

— В самом деле, прелестное имя, — продолжила старая леди. — Я хотела бы, чтобы меня тоже звали Фубар. — Сказав это, она направилась прочь, все так же счастливо улыбаясь.

Перечитывая имейл, я снова смеялся. Мы в самом деле должны быть осторожны, ведя сбор средств для афганских собак, так как в нескольких случаях, когда я рассказывал историю Фубар, люди спрашивали меня, что значит ее имя. Всякий раз я избегал ответа. Я и сейчас не мог поверить, что Крис назвал так свою собаку. Еще меньше я мог поверить в то, что та старушка в голландском парке произносит это имя вслух, или, хуже того, хочет, чтобы ее тоже окрестили «Фубар».

Теперь, когда день подходил к концу, я решил, что пора оставить Брайана, Лили и Гильменда знакомиться надлежащим образом дальше. Этот день и так был долог, а дорога домой занимала три часа на юго-запад по перегруженным трассам.

Пока я ехал домой, я мысленно перебирал дела, которые предстояло сделать. Я уже начал удивляться, как это мы умудряемся держать темп вровень со скоростью, с какой развивался фонд. С нашей постоянной работой, ухаживанием за четырьмя энергичными собаками и попытками просто жить, мы реально теряли множество часов ежедневно.

Больше так продолжаться не могло.

— Больно, да, — пробормотал я про себя, когда боль вспыхнула в моей пояснице, затем ниже, в правой ягодице, где развернулась на сто восемьдесят градусов и рванула назад той же дорогой.

Со стороны мой вид был жалок. Я лежал лицом вниз, упершись носом в покрытый грязными пятнами коврик в моем кабинете на базе. Все, что я мог видеть перед собой, это перед нижнего шкафчика картотеки, перед которым я было присел, чтобы его открыть.

Болевой спазм, тот, что я ощутил в спине тогда, когда потянул шкафчик на себя, бросил меня на пол. К счастью, я успел подстраховать себя при помощи рук, и потому опустился на пол в наскоро выставленном упоре. Проблема теперь состояла в том, что я, фактически, не мог встать. Как только я пытался направить свое тело вверх, в спине возникал взрыв непереносимой боли. Непереносимой даже для морпеха.

Я попытался перекатиться, но даже для этого у меня не оказалось сил. Мою спину заклинило в той позе, в которой я упал.

— Блин, — снова пробормотал я вслух. Здесь ничего нельзя было поделать. Я был готов звать на помощь.

— Кто-нибудь соизволит мне помочь? — сказал я, повысив голос. Энди, который обычно работал за столом напротив, уехал на день; поэтому мне оставалось надеяться, что мой начальник или ротный сержант-майор смогут меня услышать.

Я ожидал услышать звук спешащих шагов или заботливых голосов, но никак не сразу же раздавшийся голос моего начальника, сказавшего с комичной интонацией:

— Старший сержант Фартинг, армия вам платит не за то, чтобы вы валялись на полу целый день. Вы, часом, не могли бы встать и вернуться к работе?

Я не мог его видеть, так как лежал лицом в другую сторону, однако я был однозначно уверен, что он сдерживает смех.

— Босс, слегка прихватило, нужна помощь, — коротко выпалил я сквозь сжатые зубы.

— Сержант-майор, мне тут помощь нужна, — крикнул мой начальник в сторону кабинета дальше по коридору.

Снова шаги, и вскоре я понял, что сержант-майор стоит рядом с начальником.

— Что это ты делаешь, Пен? Лиза задала тебе работенку этой ночью, а?

Во всем, что касается военной службы (за исключением разве вопросов жизни и смерти), парни склонны находить смешную сторону. Началось, подумал я. Я знал, что будет только хуже. От искушения присоединиться к их смеху меня удерживало лишь знание того, что это будет чрезвычайно больно. Похоже, любое движение теперь вызывало взрыв боли.

Скоро кабинет стал центром внимания смеющихся и прикалывающихся инструкторов по физподготовке, ни один из которых не сделал абсолютно ничего, чтобы помочь мне встать. Я все так же пялился на наполовину выдвинутый шкафчик картотеки.

— Как бы ни было мне жаль прерывать ваше веселье, но не мог бы кто-нибудь помочь мне встать? — заорал я примерно через пять минут топтания вокруг да около, пока народ присаживался и тыкал в меня пальцами, отпуская предсказуемые шуточки насчет пришедшей старости и лежачей работы.

Наконец, меня подняли и оттащили в медпункт, мало заботясь о моем комфорте. Каждый шаг был упражнением в медитации о том, может ли боль быть еще сильнее.