С тех пор они жили отдельно, каждый – своей жизнью, не напрягая и не мешая друг другу, часто созваниваясь, изредка встречаясь, так как Аркадий Борисович был хронически занят.

Работа, как ненасытный, вечно голодный зверь, пожирала все его время. Дни, недели, месяцы, годы летели без счета, однако не без следа… Результат – вот он! Осязаем, очевиден! Основанный Дроботом холдинг входил в топ-50 крупнейших финансово-промышленных групп.

Да, Аркадий Борисович любил свое дело, гордился им, можно даже сказать, что работа была его страстью. В остальном же он старался избегать страстей, сохраняя во всем разумную сдержанность. Он не был гурманом, всегда умеренно ел, предпочитая простую, здоровую пищу, мало пил, не курил, не баловался травкой, даже на отдыхе. Дробот предпочитал здоровый отдых – яхтенный спорт, водные лыжи, горные. Иногда он тоже ездил в Куршевель, но в отличие от других нигде не засветился. И когда вокруг народ гулял, напивался до бесчувствия, обжирался икрой и плясал на столах с фотомоделями, Аркадий Борисович просто тихо катался на лыжах. Он очень следил за своим здоровьем, каждое утро делал зарядку, контролировал вес и по мере возможности занимался спортом, но, встав на лыжи, перед камерами не позировал, он вообще не любил фотографироваться, и к СМИ он относился строго негативно, поэтому не давал интервью, не выступал по телевидению. Даже дома, давным-давно, когда жена снимала их первое семейное видео, у него не получалось естественно держаться перед камерой, он зажимался, деревенел. В итоге получался какой-то дубовый чурбан, лишенный всякого обаяния. Тогда зачем, спрашивается, все эти съемки? Лучше никак, чем кое-как. Это было одно из его правил, которые он установил и которым старался следовать. Аркадий Борисович старался жить по правилам.

Но иногда даже у него случались минуты сомнения: на то ли он употребляет свои силы, да всю свою жизнь…

К примеру, в последний раз это произошло с ним в Большом театре, в антракте между вторым и третьим актом балета «Ромео и Джульетта», куда Аркадий Борисович заглянул с приятелем. И хотя Джульетту тогда впервые танцевала Варвара Ливнева, Дробот расценил это для себя как простое совпадение. В общем-то, балет ему нравился всегда, еще с детства, от мамы пошло.

Однако на том спектакле на него вдруг что-то накатило. То ли Прокофьев был тому виной, то ли Шекспир с его Монтекки, Капулетти, то ли нежная, хрупкая Варя Ливнева, которая жила и умирала на сцене, как будто на самом деле была Джульеттой, 14-летней горожанкой средневековой Вероны. И тогда в голове Аркадия Борисовича забегали, зароились мысли разные… Вспомнилась горькая усмешка жены перед тем, как разъехаться. А следом выплыло скульптурно-мраморное лицо Ирины с приклеенной к нему любезной улыбкой. Роман с Ириной длился уже третий год и, похоже, изжил себя. Они то расходились, то сходились. В самом деле, «нет повести печальнее на свете», чем выслушивать Иркины сбивчивые оправдания и притворяться, что веришь.

Вера и верность – именно на этом настаивал Дробот, когда Ирка вернулась… Нет, тасовать прежнюю колоду было бессмысленно.

После спектакля Аркадий с приятелем собирались поужинать. Дробот как бы между прочим послал за кулисы нарочного с букетом, но увидеть балерину опять не получилось. Цветы Варвара приняла с благодарностью, но приглашение на ужин, сославшись на усталость, отклонила, вернула также и вложенную в букет коробочку.

Аркадий Борисович расстроился. Уже потом, сидя в ресторане и уныло гоняя по тарелке молодой горошек, он силился вспомнить шекспировские строчки.

– Ты просто закис, старик, – сказал ему приятель, – тебе надо встряхнуться.

– «Хочу того, чего мне не хватает…» – Глядя в никуда, Аркадий вдруг заговорил словами Ромео.

* * *

История с Монако выгорела случайно, скорее вопреки, а не благодаря. Дробот действительно чувствовал себя уставшим, но в июле стартовал новый проект, на отдых ему оставалось дней десять-двенадцать. И тогда, сверившись с прогнозом, он решил, как говорят, «затропезиться» и арендовал яхту. Вместо Ирки пригласил своего давнего ненапряжного приятеля, тот любил посидеть с удочкой. Короче, вместе с персоналом яхты получилась сугубо мужская компания. Вот так с недельку походив на большой воде, они бросили якорь в Сан-Тропе и вышли на берег. А тут вдруг – афиша, а на ней Варя. Gala Concerts Russes, Монте-Карло.

Идея с банкетом возникла у Дробота спонтанно. Секретарь связался с театром, театр – с русскими агентами. Все были не против. Спустя пару дней на пляже в Монако на веранде под вино и барбажуан Аркадию подвернулся Владислав Замчински…

– Нет, это все скучно и малоинтересно, а я хочу, чтоб вы меня удивили, – ответил Аркадий Борисович Замчинскому. Все сидели в кают-компании белоснежной яхты и обсуждали план следующего дня, а яхта, носящая гордое имя «Виктория», скользила по лазурным водам залива Сант-Оспис.

Варенька встрепенулась:

– «Я хочу, чтоб вы меня удивили!» Это же слова Сергея Дягилева, он всегда ценил тех, кто умеет удивлять.

У Вареньки было хорошее настроение. Все-таки морской воздух обладает поразительными свойствами! Она улыбалась, смеялась и вопреки обыкновению поддерживала беседу. Правда, говорила она в основном про балет.

Приняв загадочный вид, Замчински взял телефон и вышел на палубу. Несколько минут спустя он вернулся и пообещал всем сюрприз:

– О! Уникальное месце! Это вас непременно удивит! – и, наклонившись к Дроботу, шепнул, что пани Ливнева будет в восторге. – Розрыфка для пани, развлечение, большой интерес. – Владислав по-светски поклонился даме. – Мой друг, Станислас, коллекционирует уникальные обжекты. Бесценные осколки великого русского балета. Вы же понимаете, Дягилев и его артисты долго квартировали в Монако…

Варенька сразу заинтересовалась, тем более что время между репетицией и концертом у нее было свободным.

Дробот согласно кивнул. Мысленно посылая ко всем чертям и Замчинского, и его друга коллекционера с бесценными осколками, он смотрел на Варю. Сейчас ему больше всего хотелось бы завалиться в постель с этой очаровательной девушкой и не выходить из каюты до завтра. Впрочем, не следует опережать события. Надо еще подождать. Весь вопрос «сколько»? Времени у Дробота оставалось немного. С момента знакомства прошло уже три дня, и, откровенно говоря, он пребывал в некоторой растерянности, совсем ему не свойственной. Все эти три дня Аркадий Борисович находился в состоянии человека зависимого, вспомогательного, что, без сомнения, вступало в противоречие с его выработанными годами привычками, да и с самим его естеством. Он был эгоцентриком, человеком-мотором, всегда сам принимал решения, в соответствии с которыми строилась не только его жизнь, но и жизнь его окружения. От него зависели тысячи других людей. Тяжелый груз, к которому он привык. А еще он привык получать все, что захочется. Правда, с годами хотелось все меньше и меньше. Возможности превышали запросы.