Она посмотрела на Рысьину так, словно была княгиней, а её собеседница — случайно забредшей в гости особой, пытающейся оскорбить лицо, куда более вышестоящее.

— Но если господина Песцова обычно встречают в богемных сборищах, прилично ли его приглашать домой? — не удержалась от шпильки Рысьина.

— Мы его не гостем приглашали, а сопровождающей певицу персоной, — вывернулась Поленька. — А уж где обычно встречается господин Песцов, я знать не могу, положусь на вашу осведомлённость.

Волков закашлялся, явно пытаясь скрыть смех. Рысьина недовольно поджала губы и оскорблённо посмотрела. Но штабс-капитан выглядел олицетворением невозмутимости.

— Помнится, Фаина Алексеевна, вы ему от дома отказали? — небрежно бросил он. — Наверняка не без веской причины.

— Разумеется, — сухо ответила бабушка. — Имея на попечении внучку, я не могла позволить приходить к нам всяким подозрительным типам. Господин Песцов имеет множество знакомств, не красящих его.

— В артистической среде? — уточнила Поленька. — Мне кажется, вы возводите на него напраслину, Фаина Алексеевна. Он устраивал у нас концерт мисс Мэннинг. Весьма приличная дама, и не скажешь, что актриса.

— Певица, — поправил её Волков, глядя при этом почему-то на меня. Наверное, пытался намекнуть, что уж он-то знает, кто там бегал под личиной англичанки.

— Любая певица — это тоже актриса, — заулыбалась Поленька, наконец обнаружившая хоть какую-то реакцию предмета интереса на свои слова. — Мисс Мэннинг — очень вежливая и обходительная дама. Когда мы с ней говорили по-английски…

— По-английски? — изумился Волков. — Она говорила по-английски?

— Разумеется. — Тут Поленька дала маху, потому что посмотрела на штабс-капитана как на лицо, умственно ограниченное, чего никогда нельзя позволять в отношении того, на кого имеешь виды. — Она же англичанка. На каком языке, по-вашему, мы с ней должны были говорить? Русского же она не знает.

— Я просто удивился. Английский язык — преподают даже не во всех гимназиях, не слишком он востребован, и вдруг вы проявляете такие познания.

— Я очень талантливая, — скромно сказала Поленька. — А уж если я чего захочу, непременно добьюсь в точности. Рано или поздно.

Она недовольно посмотрела в сторону, где сейчас находилась моя прислуга, переименования которой пока не случилось, поскольку та предусмотрительно не высовывала нос из кухни. И то сказать: если придётся переименовываться при появлении каждой новой персоны в этой квартире, то скоро приличные имена попросту закончатся.

— А вы, Елизавета Дмитриевна, говорите по-английски? — внезапно спросил Волков.

Я замешкалась, не зная, что лучше сказать, и вместо меня ответила Рысьина:

— Разумеется, нет, Александр Михайлович. В гимназии, где Лиза училась, этого языка не преподавали.

— Можно брать дополнительные занятия, как это сделала Полина Аркадьевна.

Волковская задумчивость мне не понравилась. У него явно не состыковывалось моё незнание английского языка с тем, что он подозревал в отношении меня.

— Да, папенька на моём образовании не экономил. У меня всегда были лучшие учителя, — гордо заявила Поленька. — А всё потому, что у нас никогда не было проблем с деньгами.

— У Лизы была лучшая гимназия, — резко ответила Рысьина, почуявшая накат лично на себя. — Нанимать дополнительного учителя по ненужному языку я не посчитала необходимым. Боги мои, да кому нужен у нас английский, Полина Аркадьевна?

— У нас, может, и не нужен, — гордо ответила та. — Но я же не буду всю жизнь сидеть на одном месте? Я хочу увидеть мир.

«А мир хочет увидеть меня», — так и напрашивалось продолжение, настолько гордо она выпятила внушительную для её возраста грудь. Словно мир только и жил в ожидании возможности встречи с Полиной Аркадьевной Свиньиной-Морской.

— Действительно, грех зарывать такой талант, — с ехидцей заметила Рысьина. — Может, господин Песцов и уговорит вас на турне, если оно будет заграничным?

Поленька явственно задумалась, потом с сожалением ответила:

— Пожалуй, я всё-таки откажусь. Одно дело петь для удовольствия и лучших друзей, и другое — для заработка и совершенно посторонним. Папенька говорит, что талант разбазаривать нельзя, боги не простят.

— Вы совершенно правы, Полина Аркадьевна, — галантно согласился с ней Волков. — А вы, Елизавета Дмитриевна, любите петь?

— Разве что без свидетелей, Александр Михайлович, — усмехнулась я. — Увы, в области пения боги таланта мне недодали.

— Значит, додали в чём-то другом, — снисходительно улыбнулась Поленька, заправляя выбившийся локон за ухо. — Папенька говорит, что совсем бесталанных девиц не бывает, бывает такие, кто не сумел выявить свой талант. Но с вашим кланом, Елизавета Дмитриевна, вам волноваться не стоит. Уверена, Рысьины сделают всё, чтобы вы заняли подобающее место. И выявили все таланты. Не расстраивайтесь.

Она дотянулась до меня и покровительственно похлопала по плечу, словно я действительно переживала из-за собственной никчёмности. Этого княгиня уже не вынесла и, растеряв остатки вежливости, весьма прохладно процедила:

— Как раз до вашего прихода мы решали, как лучше развить Лизины таланты. И в какой области это делать.

— Какая незадача, — протянула Поленька, впрочем, ничуть не обиженно. — Получается, мы с Александром Михайловичем вам помешали? Как неловко с нашей стороны. Александр Михайлович, пойдёмте же, не будем препятствовать выяснению столь серьёзных вопросов. Как-никак, решается будущность Елизаветы Дмитриевны. — Она встала и выжидательно посмотрела на Волкова, который под её гипнотическим взором даже начал подниматься. Вариант, что он, как воспитанный человек, не может сидеть в присутствии стоящей дамы, я даже не рассматривала. — Как говорит папенька, в крайнем случае барышня всегда может удачно выйти замуж. Если уж ни на что более не годна.

Она посмотрела на меня, потом на Волкова и внезапно застыла, поскольку в её голову наверняка проникло подозрение, не эту ли мою будущность недавно обсуждали. Её глаза сузились, брови попытались встретиться, а кулаки начали сжиматься, поэтому я сочла нужным пояснить:

— В вопросе моего замужества Фаина Алексеевна пошла мне навстречу и дала согласие на помолвку с Николаем Петровичем Хомяковым.

Я не смогла удержаться и бросила насмешливый взгляд на княгиню. Поленька не такой свидетель, чьими словами можно пренебречь в случае чего. А уж заручиться её поддержкой против Волкова оказалось вообще бесценно.

— Хомяковым?

В этой короткой фразе смешалось не только облегчение от того, что назван не Волков, но и недоумение от этого же. А уж в том, что фамилия Хомякова Поленьке не говорила ровным счётом ничего, даже сомневаться не приходилось. Видно, Полина Аркадьевна заботилась о своём пищеварении и не читала ни до обеда, ни после оного никаких газет.