Тренер позвонил моей маме, и она отвезла меня в отделение “Скорой помощи” в Мемориальном госпитале Якимы. Моя старшая сестра Шерон в то время работала там медсестрой. Мне сделали рентген и обнаружили сильное растяжение. Сказали, что я смогу вернуться к тренировкам через две недели».

Спустя несколько дней после травмы Кит попытался надеть свои горные ботинки «Ред Винг», но левая нога была вся раздутая и не влезала. Неделю он не мог наступить на нее и не понимал, почему любовь всей его жизни перестала отвечать на телефонные звонки. Он разрезал ботинок, чтобы всунуть туда распухшую ногу, и поехал к дому Клэрис. «Я дохромал до двери, и мне открыла ее мать. Она сказала: “Она не хочет тебя больше видеть”. Я спросил: “Почему?” Закрывая дверь перед моим носом, она отрезала: “Не хочет, и все”. Клэрис даже не потрудилась сказать мне это лично. Она даже не потрудилась сказать мне это лично».

Вернувшись домой, он стал размышлять о причинах разрыва и винить себя. «Клэрис нравилось мое общество и моя машина, но хромая нога – это было для нее слишком. Какая девушка захочет, чтобы ее видели со школьным фриком? Я хромал несколько месяцев. Брэд и другие ребята и так дразнили меня Игорем, а теперь я действительно стал им».

12

Запертый снаружи

Некоторые учителя считали, что Кит мог бы учиться гораздо лучше, и сердились на него за плохую успеваемость при почти идеальной посещаемости. За шесть лет в школах Селы он получил множество двоек и троек, несколько единиц, крайне мало четверток и ни одной пятерки. «В последнем классе учитель английского обвинил меня в халтуре. Что же, он был прав. Я не открывал учебников, списывал домашние задания и мошенничал на контрольных, чтобы получить тройку. Я ненавидел книги, особенно романы. Поэзия казалась мне полной ерундой. Уолт Уитмен? Кому он на фиг нужен? Роберт Фрост? Скучища. Учитель так разозлился на меня, что выгнал из класса и запер замок. Я слышал, как он говорил другим, что я позорю остальных Джесперсонов. Он сказал, что я просто плыву по течению, а он хочет меня встряхнуть. Я побежал к директору и попросил выяснить, что происходит. Тот постучал в дверь кабинета, и меня впустили назад. Учитель все равно поставил мне единицу.

Кит выпустился 161-м из 174 учеников. Его средняя оценка была 1,72, а IQ – 102. С поврежденной ногой Королевская конная полиция казалась несбыточной мечтой.

Семья Джесперсон мало что может вспомнить о планах среднего сына на жизнь после школы. Лес говорил, что для колледжа Кит не годится, да и сам Кит считал так же. «Эта тема даже не поднималась. Сама мысль казалась смехотворной. Кит и школу-то окончил с трудом».

По воспоминаниям младшей дочери Джилл, Кит никогда не заговаривал о колледже. «Думаю, он всегда хотел помогать отцу. Это был его выбор». Другие члены семьи в этом не так уверены.

В версии Кита отец, как обычно, предстает законченным злодеем. «Мои сестры знали, что я сердит на отца, и спрашивали, почему я не уезжаю из дома. Я подумывал пойти в армию, но папа сказал, что я попаду во Вьетнам. Я ответил: “Пап, я хочу пойти. Я чему-то научусь”. Он продолжал твердить: Нет, ты не сможешь. Когда слышишь это регулярно, сам начинаешь верить».

Я подал заявление в Колледж Западного Вашингтона, рассчитывая на спортивную стипендию – собирался выучиться на охотоинспектора. Мне сказали, что меня примут – но без стипендии. Я спросил отца, заплатит ли он за мое обучение, но тот ответил: “Охотоинспектор? Этим не заработаешь, Кит”.

Брэд в то время оканчивал инженерный факультет, а Брюс готовился к поступлению в колледж. Они оба уехали в Университет Вашингтона. Шерон получила диплом по сестринскому делу в государственном колледже Якима-Вэлли. Джилл изучала электронику в государственном колледже в Эдмондсе близ Сиэтла. Отец сказал, что сможет отправить меня в колледж позднее. А потом забыл об этом.

В те дни он сильно пил. Начинал уже в десять утра – с рома с колой. К ужину был пьян вдрызг. Он возил одну бутылку у себя в пикапе и еще одну в нашей машине. Если кто-нибудь жаловался, он всегда говорил: “Я могу бросить в любой момент”. Он пил до тех пор, пока это едва не убило его. Возможно, потому он и забыл послать меня в колледж».

Кит переехал в квартиру в городе вместе с одноклассником и устроился на работу заправщиком. Боли в ноге и отек не проходили, и мать отвезла его к специалисту. «У меня диагностировали разрыв связок стопы и сделали укол кортизона прямо в пятку. Когда я вышел из кабинета врача, то упал в обморок посреди улицы. Пришлось вернуться назад и подождать, пока голова перестанет кружиться.

Мне надо было носить специальный супинатор, и осенью мне сделали первую из трех операций на стопе. Для реконструкции свода хирург использовал фрагменты кости из моего бедра. После той операции я три месяца хромал на костылях. Отец выделил мне легкую работу в подвале – на деревообрабатывающем станке. Потом ему пришло в голову подать в суд на школьный совет, и мы тратили массу времени, ходя по судам и адвокатам.

Отец начал строительный бизнес, купив мини-экскаватор “Джон Дир 310” и старый десятиметровый самосвал. Он собирался превратить часть наших земель в трейлерный парк и сдавать там места в аренду. Когда я смог ходить без костылей, он поручил самосвал мне. Это был переделанный армейский грузовик, ржавый, выкрашенный красной краской, с двумя осями. У него была пятискоростная коробка передач и подключаемый полный привод. Когда я ехал на нем по Венас-роуд, все таращились на меня, словно я за рулем гоночного “Корвета”.

Мне надо было многому научиться – например, как распределять нагрузку на оси и избегать штрафов за перевес. Как-то раз патрульный на Шестнадцатой авеню велел мне свернуть на склад Бекинса для весового контроля. Он поехал вперед, чтобы настроить весы.

Я посмотрел, как он разворачивается и уезжает в сторону Первой улицы. Я быстро помчался к месту доставки, разгрузил камни и на пустом грузовике доехал до Бекинса. Патрульный спросил, где мой груз, а я сказал, что доставил его на стройплощадку. Я сказал: “Извините, офицер, но вы говорили, что хотите взвесить мой грузовик. Если вы хотели взвесить груз, надо было так и сказать”. Ему пришлось меня отпустить. Таким штукам тебя никто