Думаю, что с ней стало, вспоминает ли она обо мне, раскаивается ли, есть ли у нее другие дети. Как бы я отреагировала, если бы она появилась.

– У вас есть ответ?

– Нет.

– Вам хотелось бы этого?

– Не знаю. Мне трудно не злиться на нее. Трудно понять, почему она меня бросила. Отец умер, с этим ничего не поделать. Он любил меня, и это навсегда останется со мной. Но моя настоящая мать жива, и ее нет рядом. Это еще хуже. Пока она жива – я брошена ею. Наверное, я просто хочу перевернуть эту страницу, эти страницы, всю эту книгу и написать новую. Сохранить главных героев и изменить сюжет.

– А кто главные герои?

– Сестра, дядя, Адриан, несколько друзей. Может, это и есть ключ к освобождению. Придумать новый рассказ, действие которого начнется прямо сейчас. Перестать быть девочкой, которую бросила мать и у которой умер отец, оставив ее с младшей сестрой на руках. Я не хочу больше определять себя так.

– А как бы вы себя определили?

– Как свободную старшую сестру, как женщину, которой хочется, чтобы ее любили. Я хочу сама решать, добиваться, а не проживать то, что мне предназначено судьбой.

Как же я рад видеть ее такой решительной, готовой броситься в бой. Жаждущей обновления.

– Я ездила смотреть один старый дом, в абсолютной глуши, по другую сторону Вогезов – природа и простота. Я больше не чувствую себя дома в этой громадной роскошной вилле с бассейном, но без души. Души отца там точно нет. Еще я почитала о пчелах и пчеловодстве, нашла курсы и записалась. В мае начинаю.

Я заканчиваю сеанс, взяв на вооружение для других пациентов идею о том, что можно написать книгу заново.

Глава 67

Когда все выстраивается

Вот уже несколько недель улицы гудят, магазины мигают праздничными огнями, а на площади перед мэрией открываются ярмарочные киоски. Рождественский рынок в Оберне пользуется популярностью: сюда приезжают издалека, чтобы побродить, выпить глинтвейна, купить конфет, домашние паштеты, деревянные, глиняные, матерчатые украшения и сантоны – фигурки святых для вертепа. Колокольня подсвечена разноцветными прожекторами, из громкоговорителей звучит музыка. Рождество в Эльзасе – целое искусство.

Адели рада вновь ощутить эту атмосферу волшебства. Она приехала накануне вечером. Самюэль отправился к родителям. Семейная передышка в их ежедневной борьбе за планету.

Когда Капуцина проснулась, сестра еще спала. Старшая всегда вставала рано, как будто спать по утрам – это пустая трата времени. Она была счастлива и тронута, что младшая приехала провести с ней Рождество.

Накануне на вокзале Капуцина встретила цветущую радостную девушку с гордо поднятой головой. Преобразившуюся, счастливую от того, что она делает. Целый вечер они говорили о климате, местной солидарной экономике, прямых поставках, преступных транснациональных корпорациях, об уже принятых и предстоящих мерах. «Знаешь, Кап, атмосфера там одновременно серьезная и праздничная. Мы верим в это. Мы боремся. И есть результаты».

Капуцина наконец смогла рассказать сестре, как волновалась за нее все эти годы. Какой шок она испытала, когда Адели бросила то, от чего ей самой когда-то пришлось отказаться. О своем ощущении, что все впустую.

Капуцина больше не осуждает младшую сестру – восхищается ею. Адели сумела решительно сделать выбор, а сама она с трудом строит планы. Хотя что-то начинает вырисовываться.

Было нелегко вслух высказать на одной из консультаций сложную смесь чувств к сестре, которые долгое время зрели в Капуцине. Конечно, любовь. Движимая безусловной любовью, в ночь аварии она не задумываясь пообещала заботиться об Адели. Но и обида тоже. Невзирая на сильную привязанность, она злилась на нее просто за то, что та существовала. Эта тяжкая двойственность вызывала чувство вины. Признание и ответ специалиста, что это абсолютно нормально, но что теперь она может убрать обиду в дальний ящик, оставив одну любовь, – сняли с ее души огромный камень.

Ей пришлось одной заменить обоих родителей, да еще в таком юном возрасте. Она старалась изо всех сил, по своим меркам. Адели наплевала на эти мерки, выбрав другой путь. И когда воспитанная ею младшая сестра отказалась от успешной карьеры, Капуцина приняла это как свой личный провал. «Но, Кап, именно ты научила меня бороться за жизнь, этим я сегодня и занимаюсь. Вот самое главное из всех достижений».

Капуцина плачет, и вместе со слезами утекает пресловутая обида. Она отпускает ее, оставляя любовь, одну лишь любовь.

За чашкой дымящегося чая Капуцина вспоминает круговерть недавних событий. Как от решения сестры скрутило желудок, свои слова, действия, падение и попытки выкарабкаться. Как потом, работая с доктором Дидро, поняла причины столь бурной реакции. Какой огромный шаг благодаря ему она сделала к пониманию и принятию себя, начала двигаться вперед. Сегодня она отреагировала бы по-другому. Сегодня она бы не забыла в поезде чемодан, потому что ее мир не рухнул бы от того телефонного звонка. Воскрешая в памяти все случившееся за последние недели, она понимает, что каждый элемент был неслучаен, все они выстраиваются в упорядоченную цепь, даже забытый чемодан, потому что из-за него она встретила Адриана.

Пусть иногда приходилось нелегко, это было необходимо. Она держалась, держалась, держалась все эти годы. И должна была наконец ослабить хватку. Сейчас все успокаивается. После шторма еще ходят большие волны. Но волны есть всегда, они могут и качать, и нести, не только топить.

Капуцина думает об Адриане, который уехал на Рождество к матери в Лион. На Новый год он вернется. «Я свободен, если вдруг у тебя нет никаких планов», – бросил он невзначай.

Капуцина никогда по-настоящему не праздновала Новый год. В восемнадцать лет, когда другие ночь напролет пьют, танцуют с друзьями и ложатся под утро, она сидела с младшей сестрой. А когда Адели сама доросла до новогодней пьянки, друзья Капуцины успели стать родителями и сидели по домам со своими малышами.

Адриан предложил ей милую программу: никаких безумств, просто провести время вместе. Посмотреть хороший фильм, прогуляться ночью и полюбоваться фейерверками, а можно и поплавать в бассейне, раз уж он есть. Ночное купание? Они оба развеселились от этой мысли.

Адели проснулась какое-то время назад. Она хотела немного побыть одна в своей комнате. Она листает детские фотоальбомы, и фотографии плывут перед глазами. Иногда ей кажется, что после аварии она превратилась в бульдозер. Она идет напролом, без колебаний и зачастую без особой деликатности. Она винит себя за то, что была груба и с Капуциной, и с одноклассниками. Но она тоже справлялась с трагедией, как могла. Ей хотелось бы быть мягче, уметь скруглять острые углы. Она делала, что могла. Некоторые бунты справедливы, другие – лишь отказ принять неприемлемое. С течением времени она постепенно примиряется с собой, во многом благодаря любимому человеку, и очень надеется, что Капуцине удастся сделать то же самое.

Адели вытирает слезы и убирает альбомы на розовую этажерку, напоминающую ей о том, что когда-то она тоже была маленькой девочкой, такой же, как и все, милой и беззаботной, любила единорогов и блестки. Комната сохранила следы ее беспечности, и всякий раз, возвращаясь сюда, она их отыскивает, как археолог, бережно расчищающий камни в поисках крошечных деталей прошлого.

Наконец она спускается вниз в старом фланелевом комбинезоне в радужную полоску, который нашла в шкафу и который ей по-прежнему впору. Она спала как сурок. Завтрак готов. Чай заварен, тосты еще теплые. Она молчит. Капуцина смотрит, как Адели намазывает масло. Долгие годы за нее это делала старшая сестра. Ей нравилось радовать младшую простыми мелочами. В обмен на гигантский бутерброд или вафлю с сахаром она получала широкую улыбку, которая придавала ей сил. Капуцина любуется прекрасной молодой женщиной, в которую превратилась Адели, и понимает, что спокойно может оставить в прошлом свою роль матери и отца и быть просто сестрой.

– Я кое-кого встретила.

– О! Кап, я очень за тебя рада. Все серьезно?