как она взяла меня за руку и молча потащила в подвал. Такая решительность мне нравится. Мы на мгновение останавливаемся у деревянной двери. Капуцина стоит передо мной, не оборачиваясь, может, не решается на меня посмотреть. Она открывает двери, и мы заходим. Мне любопытно, что за срочность гнала ее сюда. Мизансцена безупречна. Единственная лампа освещает заднюю часть комнаты, выхватывая из полумрака причудливое создание. Чудесно пахнет опилками и деревом.

Подхожу ближе. Я восхищен и поражен лежащим передо мной творением.

– Он восхитителен!

– Познакомься, это Оскар.

– Оскар? Мужчина, с которым тебе хорошо?

– Ну да.

Капуцина смущенно смотрит себе под ноги, пока я со всех сторон разглядываю модель на шарнирах. Скелет как в школьном кабинете биологии, только из дерева. Благородная древесина, с темными округлыми прожилками. Груша, уточняет она. Я спрашиваю, можно ли его потрогать. Идеально отшлифованное дерево хочется погладить. Кости собраны на тонкой металлической проволоке, что придает конструкции большую гибкость. Я аккуратно приподнимаю кисть, за ней мягко следует вся рука, с легким перестуком. Невероятно гладкая на ощупь. Все детали тщательно отшлифованы и покрыты воском. Матовый блеск делает их более рельефными, почти живыми.

Я поворачиваюсь к Капуцине и протягиваю ей руку, предлагая ко мне присоединиться.

– Ты была права в некотором смысле. Он действительно часть твоей жизни.

– Но ты подумал, что…

– Признаюсь, я вдруг сразу стал как будто меньше ревновать. Почему ты мне не сказала, кто такой Оскар?

– Боялась.

– Меня?

– Себя. Ты разве не боишься?

– Чего?

– Нас.

– Страх не мешает желанию. Если бы я останавливался всякий раз, когда чувствовал страх, я бы далеко не уехал. И точно не вернулся бы из Мали. Впрочем, я бы там никогда и не оказался.

Я обхватываю ее лицо руками. На фоне моей черной ее полупрозрачная кожа кажется фарфоровой. Я признаюсь, что сейчас, например, мне страшно ее поцеловать. Капуцина приподнимается на цыпочки, чтобы дотянуться до моих губ.

Мы нежно касаемся друг друга.

– Расскажешь мне его историю?

– Мой отец начал этим заниматься в начале своей карьеры. В юности он выбирал между профессией хирурга и краснодеревщика. Хорошо, что выбрал медицину. Столько детей спас. У него были очень умелые руки, и он увлекался анатомией. Именно скелет в кабинете биологии внушил ему интерес к человеческому телу. Так что он отдавал дань Оскару своей юности. Главным образом Оскар был нужен, чтобы переключаться после операций. Оперировать на младенческом сердце – изматывающее занятие. Отец приходил сюда, чтобы оставить все свои страхи в этих кусочках дерева. Я часто сидела возле него. Мы болтали, слушали музыку, он учил меня обращаться с инструментами. Он вкладывал в это душу.

– Заметно…

– Когда он погиб в аварии, Оскар остался незаконченным, и я продолжила. Я не могла его бросить.

– Ты такая же талантливая, как твой отец, – на глаз не определишь, где ты переняла эстафету.

– Не хватало одной руки и черепа.

– Все готово?

– Почти. Закончу вторую теменную кость, и можно будет закрыть черепной свод. Но перед этим я должна сделать последнюю вещь.

– И что это?

Глава 64

Пылающая

Диана тихо плачет на нашей кухоньке.

Она поставила разогреваться еду. Из кофеварки уже струится кофе – к нашим традиционным квадратикам шоколада. Ей нравится любой шоколад, лишь бы был с характером. А мне нравится ее характер, хотя иногда бывает непросто.

Сегодня – слезы. Я подхожу и обнимаю ее.

– Правда трудно.

– Быть женщиной?

– Я сплю по пять часов в сутки, весь день потею, а уж про свои интимные проблемы не говорю.

– Я о них знаю, милая. Мне пациентки рассказывают, ты ведь не одна такая.

– Мои тоже.

– Почему ты отказываешься от лечения, которое назначил врач?

– Потому что мне страшно.

– Риск небольшой, маловероятный. А вот что ты переносишь симптомы все хуже и хуже и годами так продолжаться не может, совершенно очевидно.

– Как бы мне хотелось, чтобы менопауза проходила спокойней.

– Ну что поделать. Смирись с этой мыслью. Смирись, что не все тебе подвластно. Согласись на помощь.

После долгих пререканий она в конце концов соглашается, что я прав. Зная ее, не сомневаюсь, что пройдет еще несколько дней, прежде чем она решится принимать таблетки, которые уже неделю скучают на полочке в ванной. Главное, процесс пошел. Больно смотреть, как она безуспешно воюет со своим телом. На что мы вообще жалуемся, бедные несчастные мужчины, когда женщины переживают такое…

Я чувствую, как ее сердце начинает учащенно биться, отдаваясь у меня в груди, а тело – пылать. Она отстраняется, делает глубокий вдох и идет открывать окно.

– Кажется, Адриан пришел. Видел в саду собаку. – Я пытаюсь ее отвлечь.

– Прекрасная встреча, не так ли?

– Ты была права.

– Значит, можно попробовать еще разок?

– Может, установим квоту? Раз в год? И при условии, что ты начнешь лечиться!

– Какой подлый шантаж!

– Ты же прекрасно знаешь, что это необходимо.

– Когда к тебе в следующий раз придет Капуцина?

Глава 65

Бороться

За эти годы я привязался к Диане и с вниманием отношусь к ее самочувствию и моментам слабости. Я позволил себе испытывать симпатию к своему терапевту.

– Что-то вы неважно выглядите…

– Неужели настолько заметно? Это, конечно, уже край, когда пациент думает, что с его психотерапевтом что-то не так.

– Я вас все-таки немного знаю.

– Устала.

– Приливы?

– Их сложно скрыть. Они мешают спать. Но не беспокойтесь. Давайте лучше поговорим о вас. Что вы хотели мне рассказать?

– Кучу всего. Даже не знаю, с чего начать.

– Ваше самое сильное впечатление после нашей последней встречи?

– Губы Капуцины.

Я снова почувствовал, что такое нежность. Чистая человеческая нежность. Оазис посреди моей пустыни. То, как она прижалась ко мне в первый раз, уже напоило и освободило меня, но поцелуй – словно посреди сухих обжигающих песков забил родник. Губы – новая стадия, открывающая дверь к гораздо более волнующим ощущениям. Я говорю Диане о том, что двигаюсь навстречу Капуцине маленькими шажками. Об очевидной необходимости не спешить, не перескакивать через этапы, о ее хрупкости и ранимости и о моем страхе показаться навязчивым. Если сжать синицу в руках слишком сильно, можно помять ей крылья.

– Вы становитесь поэтом…

Рассказываю об Оскаре. В какое замешательство я пришел, услышав о нем. Это внезапное бегство показалось мне немного жестоким. Но она быстро вернулась, и теперь я лучше понимаю ее страхи и мои чувства к ней. Я действительно поверил, что у нее есть парень, и мои надежды почти рухнули, как будто та очевидность, которую я чувствовал, была обманом. Потом я выяснил, кто такой Оскар, и сразу наступило облегчение, по всему телу разлилось тепло, из пепла возродилась надежда. И вера в то, что можно вот так случайно встретить женщину и тут же понять, что она – та самая.

– Приятно чувствовать себя влюбленным, правда?

– Я чувствую себя живым. Благодаря ей мне захотелось воссоединиться с той частью себя, что осталась в Мали. Снова стать цельным, крепким. Ради нее и ради меня. Я снова ощущаю потребность бороться.

– С кем?

– Просто бороться. Неважно, с кем и с чем. Бороться.

– Вы ощутили прилив жизненных сил? Вы говорите о ней как о зеркале.

– Я открываю себя в ее глазах. И вижу, как она узнаёт себя в моих. Как будто у нас есть ключи друг к другу, от потайных дверей.

– Как вы прекрасно описали. Что ж, во всяком случае вы сумели побороться со случаем. Бросить ему вызов. Не упустить. В этом сила по-настоящему важной встречи. Почувствовать нужный момент. И нужного человека.

Меня периодически терзают сомнения, а возможна ли такая встреча в принципе. Не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой? Не буду ли я страдать, упав обратно на землю? Представив себе такое развитие событий, я чувствую ту же зияющую пустоту, что и тогда, когда болтался в воздухе, вцепившись в вертолет. Но с меня хватит головокружительных падений.

– Вы удержались тогда. Отчего же сейчас должно быть по-другому?

– То,